Банщик, кажется, ничего из его слов не понял, но вид тем не менее обрел еще более деловито-важный. Он помыл Хеджи, включая и голову, и при этом продолжал массировать его тело, а потом уложил ничком на мраморный пол, взбил пену и теперь уже сделал пенный массаж. Смыл пену.

– Вот и все! – сказал Хеджи усталым голосом хорошо потрудившегося человека. – Вся процедура заняла чуть больше тридцати минут, то есть клиент платит за такое счастье из расчета один доллар за минуту. Счастье стоит таких денег, поверьте мне!

Он поднялся с мраморного пола и побрел к выходу из зала.

– Какие ощущения? – сказал он в объектив. – Как будто целый день вкалывал в каменоломне, честное слово. Теперь хочется одного: дойти до раздевалки, упасть и не вставать долго-долго. Вы уже поняли, для чего там стоит кушетка?

Он вышел в зал, где были кабинки для переодевания, и тут работник бани поднес ему пузатый стаканчик горячего чая. С этим чаем Хеджи проследовал в свою кабинку, лег на кушетку. Камера неотступно следовала за ним.

– Сейчас я вам скажу, что дальше будет, – пообещал Хеджи. – Поскольку я в турецкой бане не впервые – рассказываю. Я буду лежать здесь долго. Тело постепенно будет отходить после массажа. И такая наступит расслабленность и такой будет кайф, как будто я разом лет пятнадцать скинул. Появится легкость такая, какую ни водка, ни травка не могут подарить. И вдруг понимаешь, что счастье в жизни есть.

Он вещал, расслабленно развалившись на кушетке, и казалось, что вот-вот уснет.

– Хеджи! Еще подводка! – забеспокоился режиссер.

– Какая еще подводка, – пробормотал Хеджи, у которого уже слипались веки.

– К сюжету о дворце Топкапы.

– К черту все! – бормотал Хеджи.

Режиссер встряхнул его.

– Звери! – оценил Хеджи.

– Мы не на отдыхе, у нас работа, – парировал режиссер.

– Мне здесь душно! – капризничал Хеджи. – Выйдите все, вас слишком много!

– Я с тебя, звездун, не слезу, пока ты мне подводку не отбарабанишь! – объявил безжалостный режиссер.

– Ну хорошо, – сдался Хеджи.

Стал произносить заунывным голосом:

– То, что вы видели сейчас, во все времена было доступно только подданным султана, а сам султан, живущий во дворце Топкапы…

– Нет, не годится! – запротестовал режиссер. – Ты спишь, что ли?

– Тут жарко, – пожаловался Хеджи.

– Дайте веер! Или кусок картона! – крикнул режиссер. – Или журнал!

Нашлась газета. Кто-то из съемочной группы принялся махать ею перед лицом Хеджи. Хеджи прикрыл глаза, блаженствуя, и было заметно, как он постепенно возвращается к жизни.

– Нормально? – спросил режиссер.

– Угу, – ответил Хеджи и открыл глаза.

Газета поднималась и опускалась перед его лицом. Он впился в нее взглядом, и глаза его округлились. Вдруг выхватил газету из чужих рук, развернул.

– Что случилось? – вздохнул режиссер.

Там была фотография молодой девушки. И текст на турецком языке. Девушка была красивая. Но глаза у нее на фотографии были закрыты, так что можно было подумать, что девушка эта мертва.

– Что здесь написано?! – взвыл Хеджи. – Пусть переведут! Где наш переводчик?!

Привели переводчика. Пока тот читал, режиссер спросил у Хеджи: