Колька до этой прогулки даже не представлял, какая на самом деле большая территория может быть у вокзала. Все перроны и здания — это лишь малая толика того, что видят пассажиры. Помимо этого, есть еще какие‑то ангары, переходы, отстойники, пути, которые давно никуда не ведут. И везде есть жизнь — работники, бомжи, просто странный вокзальный люд, который вроде как в пути, но стоит на месте.

Впрочем, разговоры с большинством из них ничего не дали — контингент на задворках вокзалов, увы, был соответствующий, в основном из людей, которые и в жизни ушли на второй, а то и на третий план бытия. Речь их была не слишком связной, мысли как у Буратино — коротенькие — коротенькие, памяти не было вовсе, а уж как они благоухали…

— Как в домино — печально отметил Герман, пообщавшись с очередным бомжом, который так и не взял в толк, что от него хотели — Пусто — пусто.

— Так не с теми говорите — засмеялся кто‑то у оперативников за спиной.

Обернувшись, они увидели невысокого паренька в короткой кожаной куртке, черноволосого и с невероятно ехидной физиономией.

— О, Карась — пробасил Копыто, которому явно опостылело мотаться под усиливающимся снегопадом — Все, теперь твоя очередь. Адья, пацаны.

— Молодой, держи подгон — Карась протянул Кольке сверток — Кинь бациллу на кишку.

— А мне? — возмутился Герман.

— Не — не, речь только вот об этом кадете шла. Что мне Свищ сказал — то я и сделал — открестился Карась — Извини, братуха.

— Оставишь — приказал Герман Кольке, который рыча вцепился зубами в ароматную теплую шаурму — Или я тебя здесь и прикопаю.

— Сурово у вас — отметил Карась.

— А то — Герман стряхнул с плеч снег — Ладно, это все лирика. Так где искать надо? Ты там что‑то сказал, я все верно услышал?

— Верно — кивнул Карась — Когда Свищ уже к вам уехал, мне одна сорока на хвосте весточку принесла, что есть шкет, который что‑то видел.

- 'Что‑то' — что?

— А не знаю — Карась развел руками — Еще не говорил с ним. Ну, пошли?

— Само собой — Герман ловко вырвал остатки шаурмы из рук Кольки — Дай сюда. И куда в тебя только лезет?

Карась шел впереди, шустро перелезая через какие‑то ограждения и время от времени исчезая за разыгравшейся метелью. Уже совсем стемнело, Колька начал опасаться, что они потеряют своего проводника в этом железнодорожном заснеженном чистилище, а после не найдут отсюда выхода.

— Вот здесь — Карась обнаружился у кургузого кирпичного домика с темными окнами — Тут у них лёжка.

Против ожиданий он не стал стучать в дверь, а вдарил своей ногой, обутой в щегольской остроносый сапог с скошенным каблуком в жестянку, лежащую у фундамента дома.

— Маринка, открывай, свои на пороге — гаркнул Карась — Давай шустрее, пока я себе причиндалы не заморозил.

— Чего там морозить‑то? — раздалось из‑под земли, и жестянка распахнулась, оказавшись дверцей, ведущей в подвал.

Оттуда пахнуло копотью и смрадом немытых тел, Колька непроизвольно поморщился.

— Ну, чего тебе? — наружу высунулась всклокоченная голова, только по голосу в ее обладателе можно было опознать женщину, да еще по имени, которое назвал Карась. Хотя какое там… Одуловатые щеки, узкие щелочки глаз, черные зубы — все это делало существо, представшее перед оперативниками бесполым.