— Вставай! — сказал Мегрэ спокойным, немного усталым голосом, каким обычно говорил в те минуты, когда решал заканчивать какое-нибудь дело.

Сначала он не мог понять, почему мальчик не поднимается, и наконец догадался: Жорж Анри спал голым и стыдился отбросить одеяло.

— Если хочешь, можешь лежать. Оденешься позже. Как ты узнал все, что натворил твой отец? Тебе, наверное, сказала Монита, правда?

Жорж Анри с ужасом смотрел на комиссара.

— Можешь говорить. Я теперь все знаю.

— Что вы знаете? Кто вам рассказал?

— Старый Кампуа тоже знал.

— Вы уверены? Это невозможно! Если бы он знал…

— …что твой отец убийца его сына… Конечно, он не заколол его ножом и не застрелил из револьвера. А такие преступления…

— Что вам еще рассказали? Что вы сделали?

— Знаешь, в этой истории столько грязи, что одним фактом больше, одним меньше…

Мегрэ мутило. Это случалось с ним часто, когда он заканчивал какое-нибудь расследование, — то ли от нервного переутомления, то ли оттого, что было горько и унизительно видеть человека во всей его неприглядной наготе.

В квартире приятно пахло кофе. С Вогезской площади доносилось пение птиц и журчание фонтанов. Люди шли на работу под легкими лучами свежего утреннего солнца.

Он смотрел на бледного мальчишку, который, натянув одеяло до подбородка, не спускал с него глаз.

Что Мегрэ мог сделать для него, для других? Ничего! Такого вот Малика не арестуют. Правосудие не занимается подобными преступлениями. Возможен только один выход…

Удивительно, что он подумал об этом как раз перед тем, как зазвонил телефон. Он стоял, посасывая трубку, озабоченный судьбой мальчика, не знавшего, что ему делать, и на мгновение перед Мегрэ промелькнул образ Эрнеста Малика, которому вкладывают в руку револьвер и спокойно приказывают:

«Стреляй!» Он не стал бы. Он не согласился бы покончить с собой. Ему пришлось бы посодействовать.

В квартире раздался настойчивый телефонный звонок. Г-жа Мегрэ сняла трубку и постучала в дверь:

— Тебя.

Комиссар прошел в столовую и схватил трубку.

— Слушаю!

— Это вы, шеф? Говорит Люкас. Сегодня в полиции для вас есть важное сообщение из Орсена… Да… Этой ночью госпожа Аморель…

Ему бы, наверное, не поверили, если бы он стал утверждать, что в ту же секунду догадался, что произошло. И все-таки это была правда.

Черт возьми, у нее был тот же ход мысли, что и у него! Она пришла к тому же заключению почти в одно время с ним. Только она все довела до конца.

Зная, что Малик не выстрелит в себя, она спокойно выстрелила сама.

— Госпожа Аморель убила Эрнеста Малика выстрелом из револьвера… Да, у него в доме. В его кабинете… Он был в пижаме и халате. В первом часу ночи сюда звонили из жандармерии, чтобы предупредить вас, потому что она хочет вас видеть.

— Я поеду, — сказал Мегрэ.

Он вернулся в комнату. Мальчик тем временем успел натянуть брюки и стоял полуголый.

— Твой отец умер, — сказал он, глядя в сторону. Тишина. Мегрэ обернулся. Жорж Анри не заплакал. Он стоял неподвижно, глядя на комиссара.

— Он застрелился?

Оказывается, не двое, а даже трое пришли к одному решению. Кто знает, может быть, в какую-то минуту мальчик и сам попытался бы найти выход с помощью револьвера.