– Миром, стало быть, мы не разойдемся, племяш? – последний раз спросил старик.

– Время колебаться вышло, дядюшка. Теперь я иду до конца, – ответил Орей.

– Тогда держись! – Световид сделал шаг вперед и ударил сына Макоши дубинкой. Тот закрылся щитом, ударил сам. Бог Смоленска тоже закрылся.

Некоторое время сварожичи кружили, оглашая окрестности грохотом. А затем вдруг выяснилось, что юный бог бил противника по щиту не просто так, а метился по ремням, стягивающим доски и каркас. И после десятого удара щит Световида стал просто-напросто рассыпаться. Верхняя доска отвалилась, нижние отогнулись и повисли на каких-то узелках.

– А-а-а!!! – Откинув бесполезные ошметки, Световид ринулся вперед, с размаху саданул по щиту врага. Орей отбил выпад, в ответ метнул топор в горло… Но в последний миг вдруг подвернул оружие, и удар случился плашмя, отбросив старика, вместо того чтобы отсечь ему голову.

Властитель Смоленска ругнулся, встал. Опять ударил с замаха, опять был отбит – и опять юный сварожич не решился закончить схватку одним выпадом.

– Да что же такое?! – Световид распрямился, развернул плечи, покрылся паутиной мелких трещинок, пятен, блесток и крепко застыл.

– Что… Это… – Орей не сразу сообразил, что его противник превратился в большую гранитную статую. Окаменел. Юный бог оглянулся на жену: – Ящера, зачем?!

– Ты ведь не хотел его убивать! – Хрупкая фигурка очень медленно двинулась вперед. – Так зачем? Камень – это не смерть. Пройдет год, два. Может, пять лет. Обиды ослабнут, вражда уйдет, и его можно будет снова оживить. Это же твой дядя. Вот сейчас тоже все изменилось, осада закончилась, и двух воинов, окаменевших на стене, можно вернуть к жизни. Надеюсь, их никто не сломал? Принесите обоих сюда!

Славяне встрепенулись, зашевелились. Несколько крепких мужиков побежали к внешней стене и вскоре вернулись, с трудом таща мраморные изваяния.

Никто и понять ничего не успел, как вдруг скульптуры обмякли, уронили хворост, закашлялись…

– Малонеж, родной мой! Милый! Живой! – плаксиво взвыл женский голос.

Второго ожившего друзья охлопывали по плечам и животу без истошных криков.

– Дозволь слово молвить, великий Орей. – Толпа расступилась, давая дорогу двум бородачам, одетым в похожие беличьи епанчи поверх поношенных курток. Оба лопоухие, широкогубые, большие носы походили на речную гальку. Вот только один был сед бородой и головой и вышагивал с посохом, а второй имел к белой бороде каштановые волосы и держался за железный топор за поясом.

– Со всем нашим уважением, великий Орей, – именно «каштановый» приложил ладонь к груди. – Не дело смертным соваться в дела богов. У вас с матушкой свои споры. О делах Свароговых, о планах вековых, о союзах меж богами и народами. Наши же помыслы – это погода хорошая в нужный день, дождик на огород, солнце под жатву; чтобы рыба ловилась, лодки не гнили, от порчи и немочи защиту получить, да от лесовиков оборону. Ну, и суд справедливый чтоб, коли споры решать надобно. А с кем-то из богов супротив других выступать… То, прости, не нашего ума дело.