Должен признаться, я избегал его холодного, стального взгляда. У могилы, только что вырытой на зеленой лужайке, на меня была возложена почетная обязанность «держать веревку», и каким ужасным чудаком, слабонервным и жалким, я себя выказал. Когда гроб стали опускать, меня вдруг всего заколотило и, захлебываясь слезами, я громко зарыдал… это в моем-то возрасте! Одно воспоминание об этом заставляло меня стыдливо опускать голову.

— Вы точно подытожили сумму страховки? — как бы между прочим спросил Адам.

— Да, точно. — Мистер Мак-Келлар говорил официальным тоном. Эти двое — представитель городской страховой компании, лихо обделывавший всякие дела, и захолустный стряпчий — недолюбливали друг друга. Любопытный тип этот Мак-Келлар: вот уже несколько лет, завидев меня на противоположной стороне улицы, он здоровается со мной; медлительный, солидный, непоколебимый как скала, он скорее умрет, чем изменит хоть на полпенни цифру в своих подсчетах. Сказать просто, что он честен, было бы возмутительной недооценкой его достоинств. Это был настоящий образец честности; когда за какое-нибудь дело ему предлагали больше причитающихся трех процентов, он отрицательно качал головой и изрекал: «Это дурно пахнет. Очень, очень дурно пахнет». Он явно не доверял Адаму, как человеку, не брезгающему ничем, — этот юноша в свое время ушел из его конторы без предупреждения и с тех пор неизменно продвигался по служебной лестнице за счет других.

— Какая же получилась в итоге сумма? — продолжал наступать на него Адам.

— Семьсот восемьдесят девять фунтов семь шиллингов и три пенса… абсолютно точно.

Адам наклонил голову, а папа даже побледнел, услышав столь огромную, неслыханно огромную цифру. Я невольно подумал о дедушке, который так ненавидел свою страховку, что запретил мне упоминать о ней в его присутствии. Слава богу, он не мог услышать, как папа радостным шепотом спросил:

— А когда вы можете их выплатить?

— Хоть сейчас. — Мак-Келлар, не торопясь, положил нож с вилкой на тарелку и отодвинул ее от себя.

— Еще чаю, мистер Мак-Келлар.

— Нет, благодарю вас. Я уже всего отведал.

— В таком случае глоточек вина. — И это любезно предложил папа, великий трезвенник!

— Ну, если вы уж так настаиваете.

Когда Мак-Келлару налили полную рюмку, я тихонько поднялся со стула, намереваясь незаметно выскользнуть из комнаты. Но твердый пронизывающий взгляд, точно луч прожектора, упал на меня.

— Куда это ты направился?

На выручку мне пришел папа.

— Он все еще никак не придет в себя… Да вы, наверно, заметили это на похоронах. Все в порядке, Роберт, можешь идти.

— Ну уж, нет, молодой человек, присядьте. — Мистер Мак-Келлар решительно глотнул из рюмки. — Не очень-то уважительно к памяти старика исчезать в разгар церемонии. Если ты хоть в какой-то мере считался с ним — а ты, по-моему, единственный, кто с ним считался, — просто из приличия нужно, чтобы ты посидел здесь, пока я не кончу.

Смущенный, я уселся на свое место. Мистер Мак-Келлар никогда прежде не разговаривал со мной таким тоном. Он уязвил меня и обидел.

— В таком случае приступим к делу, — резко предложил Адам.