— Что-то неладное с этими треклятыми звездами… Хотя с ними-то как раз все в порядке… Это нам скоро придется солоно… Как же это проклятое слово? «Конфигурация». Расположение звезд, так это называют звездочеты! Видишь ли, эти ворота не всегда открыты нараспашку. Ну, а уж если они открываются — добра не жди.

У Моргана оставалось еще много вопросов, но он не мог даже сообразить, какой из них самый главный. Он окончательно запутался, метался от одного к другому, и всякий новый вопрос порождал у него следующий.

Но мало-помалу он собрал картину по частям, привел мысли в порядок, по крайней мере, в основном все прояснялось, йоканны и те, что постоянно наступали им на пятки, странствовали не только между мирами, но и во времени. Тарадонские Врата редко приводились в действие, и определенное положение звезд было ключом. Морган задумался о межзвездных магнитных, и гравитационных полях, которые могли искажать пространство, приводя к подобным временно-пространственным отклонениям, искажающим реальность.

— Но почему я? — не то жалобно, не то грустно изрек он.

— Послушай, парень, я не знаю. Просто не знаю. Это лэ. Так говорит пророчество.

— Лэ… Но я никогда не слышал такого лэ.

Начинало резать в глазах. Так бывало всегда на закате. Запад пылал цветами золота, персика и розы. Алое марево растекалось по небу, подобно огню. Сад тонул в красках заката. Квадратная тень, падавшая от фигуры графа, стала совершенно черной — монолит непроницаемой тьмы, именно такой и должна быть Вечная ночь, чьи объятия угрожали планете. Теперь Морган не видел лица графа — оно тоже исчезло во тьме.

И в этот момент Таспер завел песнь. Он пел низким неразборчивым голосом, с явным пренебрежением к словам. Вначале звуки неохотно слетали с его языка. Через некоторое время, однако, и он проникся духом старинного лэ, совладал с героическим метром саги и понемногу включился в его ритм. Ритм этот, как через некоторое время заметил Морган, совпадал с ударами сердца, и уже через несколько спетых строф Пришелец обратил внимание, что пальцы его невольно отбивают ритм древней песни.

Мурашки страха или благоговения — кто знает? — пробежали у него по спине. Морган вслушивался в песню и, чем больше вслушивался, тем больше проникался ею, хмурился и погружался в размышления. К тому времени когда граф подошел к месту, где говорилось якобы о нем, Моргане Пришельце, чужеземец с затаенным дыханием стал слушать, пока не защемило в легких…

Наконец граф пропел последний куплет. Пришелец сидел, потрясенный, не в силах оторваться от скамьи. Странное предчувствие сковало его сердце.

И тут голос графа бесцеремонно ворвался в его мысли.

— Каргонесса, — вещал граф, как ворон, — Каргонесса.

В воздухе запахло кладбищенской землей, хотя хоронили здесь в камнях или же в воде — на острове почти не было земли как таковой, так что аромат земли мог идти лишь из графского сада.

— Видишь ли, мой друг, Каргонесса — и есть тот самый край заморских земель. Порвав со статутом, мы сохранили древние обычаи наших предков. Для всех мы — раскольники, но на самом деле мы дремучие консерваторы.