Рейчел прошлась по комнатам для взрослых, убедилась, что ящики комодов застелены свежей бумагой, что золоченые коробочки на тумбочках полны печенья Marie, что бутылки доверху налиты минеральной водой из Молверна, что в шкафах достаточно вешалок для одежды, – словом, проверила все, чтобы по возвращении Дюши из Бэттла доложить, что комнаты готовы, и этим избавить ее от лишних хлопот. Вот только печенье слишком ссохлось, раскрошилось и выглядело неаппетитно. Она собрала коробочки и унесла их в буфетную, чтобы наполнить заново.
Миссис Криппс, удерживая большую форму с пирогом на левой руке, обрезала по краям лишнее тесто черным ножом. Услышав от Рейчел распоряжение для Айлин, она сказала, что будет выдавать старое печенье девушкам ко второму завтраку. В кухне стояла страшная жара. Лицо миссис Криппс, имеющее необычный оттенок – зеленовато-желтый, блестело от пота, ее прямые и сальные черные волосы тонкими прядями выбились из-под огромных невидимок, и когда она близоруко щурилась, наклоняясь к пирогу длинным острым носом, то больше обычного походила на раздувшуюся ведьму. Обрезки теста полумесяцами лежали на припыленном мукой столе, пальцы кухарки имели оттенок сосисок везде, кроме костяшек; она славилась умением замешивать тесто очень легкой рукой. При виде пирога Рейчел вспомнила про малину и попросила какую-нибудь посуду, чтобы собрать ее.
– Корзина для ягод в кладовой, мисс. Сейчас отправлю Дотти за петрушкой, – сказала кухарка, которой не хотелось самой идти за корзиной, однако она знала, что и мисс Рейчел отправлять за ней не следует.
– Я сама возьму, – сразу же ответила Рейчел, и мисс Криппс поняла, что она и впрямь не прочь это сделать.
В кладовой было прохладно и довольно темно, окно прикрывала мелкая цинковая сетка, перед которой висели две густо усеянные мухами липучки. На длинной мраморной плите помещалась еда на всех стадиях своего существования: остатки вырезки под марлевым колпаком, ломти рисового пудинга и бланманже на кухонных тарелках, сладкий творожный десерт в хрустальной вазе, старые, щербатые и выцветшие кувшины с соусом и бульоном, компот из чернослива в форме для пудинга, и на холодке, под окном, – огромный серебристый лосось с осоловелыми после того, как его недавно отварили, выпученными глазами, лежал, словно приземлившийся цеппелин. Корзина для ягод стояла на сланцевых плитках пола, бумагу, которой она была застелена, сплошь покрывали алые и пурпурные пятна сока.
Едва Рейчел открыла входную дверь и шагнула в старый сад при коттедже, на нее волной обрушились жара, гудение пчел и треск мотора газонокосилки, ароматы жимолости, лаванды и безымянных старомодных вьющихся роз оттенка персиков со слоновой костью, густо увивающих веранду. Альпинарий Дюши, ее очередная гордость и краса, пестрел живыми ковриками, подушечками и яркими пятнами цветов. Рейчел повернула направо, по дорожке вокруг дома. К западу от него крутой склон заканчивался теннисным кортом, который как раз косил Макалпайн – в соломенной шляпе с черной лентой, брюках с узкими и круглыми, как дудочки, штанинами и, несмотря на жару, в пиджаке. Это потому, что его могли увидеть из дома; в огороде он обычно работал без пиджака. Заметив ее, он остановился, на случай, если она захочет что-нибудь сказать ему.