Да он ничего такого и не имел в виду, ответил брат. Просто он часто видит в суде девочек лет тринадцати-четырнадцати – таких маленьких, что приходится скамейку для них подставлять, чтобы присяжные могли разглядеть их толком. Но за такими девочками, добавил он, всегда стоит какая-нибудь взрослая женщина или мужчина; и если молодость Доус о чем-то и говорит, то, скорее всего, о том лишь, что «она подпала под дурное влияние». Я сказала, что Доус кажется человеком вполне в себе уверенным: если она и подверглась какому-то влиянию, то только духовного свойства.

– Тогда, возможно, она просто кого-то выгораживает, – сказал Стивен.

То есть какого-то человека, ради которого она готова провести пять лет своей жизни в тюрьме? В Миллбанке?

Такое случается, сказал Стивен. Ведь мисс Доус очень молода и, насколько он помнит, весьма хороша собой.

– А замешанный в деле «дух», теперь припоминаю, имел обличье привлекательного молодого мужчины. Ты же сама прекрасно знаешь, что призраки, являющиеся на спиритических сеансах, – всего лишь актеры в муслиновых балахонах.

Я потрясла головой и сказала: нет-нет, здесь ты ошибаешься! Точно ошибаешься!

Брат пристально посмотрел на меня, словно говоря: да что ты знаешь о чувствах, которые заставляют юную красавицу сесть в тюрьму во спасение своего возлюбленного?

Действительно, что я знаю о таких вещах? Невольно я опять подняла руку к груди, а потом, чтобы скрыть жест, потянула воротник платья. Неужели он и вправду считает спиритизм полной чепухой? – спросила я. А всех медиумов мошенниками? Брат вскинул ладонь:

– Я сказал не «все», а «большинство». Это Барклей считает, что они жулики все до единого.

С мистером Барклеем мне говорить не хотелось.

– Ну а сам-то ты что думаешь? – спросила я.

Стивен ответил, что с учетом всех фактов он думает ровно то, что думает любой здравомыслящий человек: спиритические медиумы в большинстве своем обычные шарлатаны, но некоторые, не исключено, жертвы душевной болезни или мании – и вполне возможно, Доус одна из них, в каковом случае она заслуживает скорее жалости, чем насмешки. Однако все остальные…

– Ну, мы ведь живем в удивительное время. Я могу пойти в телеграфную контору и отправить послание человеку в такую же контору по другую сторону Атлантики. Как это происходит? Не знаю. Пятьдесят лет назад подобное считалось совершенно невозможным – явным противоречием всем законам природы. Однако, когда кто-то присылает мне телеграмму, я не считаю, что меня одурачили и что на самом деле сообщение отстучал какой-то малый, спрятавшийся в соседней комнате. Равным образом я не полагаю – как полагают иные священники, – что всякий спирит, передающий мне послание из иного мира, не кто иной, как дьявол в человеческом обличье.

Но телеграфные аппараты соединены проводами, сказала я. А брат ответил, что уже сейчас некоторые инженеры допускают возможность создания сходных аппаратов, работающих без проводов.

– Возможно, в природе существуют своего рода провода… некие прозрачные незримые волокна… – Стивен пошевелил пальцами в воздухе, – столь тонкие и непостижимые, что в науке для них нет названия; столь тонкие, что они пока еще даже не обнаружены учеными. Возможно, только самые высокочувствительные девушки, вроде твоей Доус, способны осязать такие провода и слышать сообщения, передаваемые по ним.