Дверь приоткрылась, Таня негромко сказала:

— Мужчины, кушать подано.

— Занят, Татьяна, — ответил полковник, не поворачиваясь, и подбодрил Сергеева: — Слушаю.

— Первое, что меня насторожило, это несколько грубая работа Дональда при выяснении адреса Зверева. Он работал излишне грубо, словно опасаясь, что мы не разберем, что компрометация Зверева проводится намеренно. Я подумал об этом, но, увлеченный работой, забыл. Затем меня насторожило, что Зверев в Монте-Карло бросил пить, я узнал — он ежегодно не пьет по семь-восемь месяцев, и успокоился. Снова поразмыслив над данным фактом, пришел к выводу, что тем не менее он заслуживает внимания. Зверев расстается со спиртным, приступая к очередной работе, в Монте-Карло он отдыхал. Зверев человек рациональный, не подвержен минутному настроению, я начал искать причину. В поведении Зверева в Монте-Карло есть еще одна странность: он единственный, кого не уводили из гостиницы. Друзей явно растаскивали в разные стороны, Зверева оставили в гостинице. Я понимаю, если увести троих, то четвертый тоже изолируется, но именно Зверева было бы труднее всего куда-либо увлечь. Далее, утром у Зверева сильно повреждена кисть правой руки. Петр, по образованию врач, предполагал возможность трещины или даже закрытого перелома. Около часа ночи Зверев, по его словам, ввязался в драку и ударил какого-то пьяницу, но опытный человек — а Зверев безусловно бить умеет — не может с одного удара так изувечить себе руку. На следующий день он не мог даже писать, друзья играли в преферанс, записывал за него Нечаев. Мало того, если Зверев разбил руку в известном всем столкновении, то он не мог отнести в номер два тяжелых чемодана, а известно, что он помогал приехавшей в гостиницу паре и чемоданы таскал. Я по себе знаю, при вывихе — а у Зверева, как минимум, был вывих — резкая боль наступает сразу. Из всего этого можно сделать вывод, не очень обоснованный, но вполне допустимый — Зверев повредил руку после часа ночи. Где?

Василий Васильевич слушал Сергеева, писал, когда он сделал паузу, полковник, не поднимая головы, сказал:

— Продолжай, я внимательно слушаю.

— Я пришел к выводу, что трое других вряд ли могли заинтересовать Петерса. Новиков и Нечаев не имеют к Соколовскому подхода, я убежден: о связи Нечаева с лаборанткой Соколовского Петерс не знает. Левченко в курсе работ ученого, поддерживает с ним постоянный деловой контакт, но журналист слишком эмоционален и слабохарактерен. Когда я это понял, то Зверев остался в одиночестве. Он для Петерса фигура со всех сторон подходящая. Он дружит с Соколовским, имеет на него влияние. Короче, Зверев годится, надо было суметь его обработать. Но чем же? Можно предположить, что компрометация Зверева была построена на его пристрастии к спиртному.

— Конкретнее, пожалуйста. — Василий Васильевич перестал писать, рисовал на бумаге вопросительные и восклицательные знаки.

Сергеев наклонил голову, подумал, выпил остывший кофе.

— Зверев не мог выиграть викторину, он не обладает соответствующими знаниями и феноменальной памятью Бориса Нечаева. Главное — даже если Зверев вообще опустил билет с ответами, то сделал это не раньше шестнадцатого февраля утром, действительны же были только билеты, помеченные пятнадцатым числом, причем сданные не позднее двадцати двух часов. Но Зверева тоже объявляют победителем, и он летит. Не странно ли, Василий Васильевич?