— Какой снайпер? — Взгляд пацана был как у умирающего от старости человека, пережившего столько страданий и страшных мук, что удивить его новой напастью было просто невозможно.

— Который по омоновцам стрелял, — несколько сбавив тон, пояснил Антон. — Я все время за машиной наблюдал… Не мог же он испариться!

— Баба стреляла, — с полным безразличием сказал пацан. — Ствол подо мной был заныкан — поэтому не нашли…

— Что-о? — внезапно севшим голосом всхлипнул Антон. — Кхе-кхе… Ты… Ты что, парень, гонишь? Как она могла — беременная?!

— А ты у нее руки посмотри, — посоветовал пацан. — И плечо. Я тебе говорю — баба стреляла.

В полном смятении Антон вернулся к кабине. Определить, есть ли следы порохового нагара на руках раненой, не представлялось возможным — одна рука в крови, вторая при деле, не разожмешь. Примерно то же получилось и с плечами: все обильно залито кровью, попробуй поищи свежие следы от приклада!

— Ты стреляла? — спросил по-чеченски Антон, поймав полный невыразимой муки взгляд раненой.

— Да, — тихо прохрипела женщина. — Да, я… Ты… нохча?

— Я русский, — угрюмо буркнул Антон, отводя глаза. — Но тебе уже все равно. Перестань рану зажимать, умрешь быстрее. А хочешь, я тебя дострелю? Один выстрел — и все мучения позади.

— Нет, — чеченка экономно мотнула подбородком. — Не-е-т…

— Ну и дура, — перешел на русский Антон. — Сейчас сюда от брода притопает один твой приятель, которому есть что тебе сказать. Мне почему-то кажется, что он будет резать тебя на мелкие кусочки — и начнет с живота. А чуть позже подтянутся наши казачки. Тоже ба-аль-шие любители снайперих! Я от чистого сердца предлагаю. Не то чтобы ты мне нравилась — просто страсть не люблю таких зрелищ, когда над беременными издеваются… Так что — добить?

— Не-е-ет… — чеченка собралась с силами и выдохнула с кровавым бульком:

— Рожать… буду…

— Пф-ф-ф! — возмущенно фыркнул Антон. — Совсем е…анулась баба! Какой рожать?! Кого рожать?! Тебя щас расчленять будут, мать твою!

— Это… это сын Беслана… — выплюнула чеченка с очередным сгустком крови. — Он… он должен жить…

— Какого еще Беслана? — возвысил голос Антон, обращаясь к лежавшему за перегородкой раненому салаге. — Гантамирова, что ли? Тоже конь еще тот — не вижу причин, чтобы как-то помогать его коханой, тем более такой вот…

— Беслан Сатуев, — индифферентно пояснил салага. — Это его жена. Сатуев у них — большой человек, полевой…

— Не надо мне про Сатуева — сам в курсе, — поморщился Антон. — Много бы отдал, чтобы он сейчас на месте своей супружницы оказался. А то они все горазды за юбкой…

— Эн-ша! Эн-ша! — проревел подковылявший к «таблетке» метров на пятьдесят «притертый». Судя по тону, зацепило его весьма чувствительно, но недостаточно сильно, чтобы окончательно «выключить» — состояние, вполне пригодное для полноценного припадка бешенства, чреватого самой гнусной поножовщиной и прочими надругательствами.

— Где он?! Где этот пидар?! Только не говори, что ты его совсем завалил! Я его на куски буду рвать!!!

— Вообще-то он не пидар, — пробормотал Антон, отступая на шаг и направляя ствол карабина в голову раненой. — И не совсем «он»… Все, крольчиха, дальше тянуть нет смысла. Через полторы минуты твой приятель как раз доковыляет, тогда мне уже трудно будет оправдать свой поступок. Если хочешь помолиться — давай, только очень быстро. Тридцать секунд…