— А я так и сказала, — объявила Гвен. — Вы и есть друг. Я хочу еще с вами поговорить.

— Не сегодня, — Вулф был категоричен. — Ко мне должны приехать. В другой раз. — Он поспешно добавил: — Предварительно созвонившись, конечно.

Она не хотела уезжать, но что бедняжке оставалось? Я передал ей горжетку, она пыталась потянуть время и задавала какие-то вопросы, но получала на них односложные ответы и в конце концов поняла, что разговор окончен.

Едва за ней закрылась дверь, я сообщил Вулфу, что я о нем думаю.

— Счастье само идет к вам в руки, — стал горячо убеждать его я. — Да, она не «Мисс Америка 1949 года», но уж не соринка в глазу, она унаследует миллионы и по уши влюблена в вас. Вы сможете бросить работу и целыми днями только есть и пить. По вечерам будете объяснять ей, как хорошо вы ее понимаете, а ей, наверное, ничего другого и не нужно. Наконец-то вы попались на крючок, давно пора! — Я протянул лапу. — Поздравляю!

— Заткнись, — он взглянул на часы.

— Еще минутку. Я одобряю вашу ложь насчет «должны приехать». Именно так с ними и надо обращаться, сначала как следует раздразнить, а уж потом…

— Иди спать. Ко мне действительно должны приехать.

Я внимательно посмотрел на него:

— Опять дама?

— Мужчина. Дверь я открою сам. Убери все со стола и иди спать. Немедленно.

За пять лет такой разговор происходил максимум дважды. Случалось, он просил меня выйти из комнаты, часто я получал сигнал повесить параллельную трубку — речь, надо полагать, шла о чем-то глубоком и мне недоступном, — но почти никогда меня не выгоняли наверх, чтобы я даже одним глазком не смог посмотреть на посетителя.

— Мистер Джонс? — спросил я.

— Убери все со стола.

Я собрал бумаги, положил их в ящик, потом сказал:

— Мне это, как вы понимаете, не нравится. Одна из моих обязанностей — следить, чтобы вы оставались живым и невредимым, — я направился к сейфу. — А если утром я спускаюсь и нахожу вас здесь — что тогда?

— Может, однажды такое и случится. Но не завтра. Сейф оставь незапертым.

— В нем пятьдесят тысяч.

— Знаю.

— Пистолеты лежат во втором ящике, они не заряжены.

Я пожелал ему спокойной ночи.

Наутро пятьдесят тысяч похудели на тридцать процентов. Пятнадцать тысяч зеленых испарились. Я дал себе клятву: прежде чем пробьет мой смертный час, я должен хоть краем глаза, хоть издали увидеть мистера Джонса. Человек, который требует такие деньги за штучную работу и получает оплату вперед, — разве можно пройти мимо?

Я поднялся в семь утра, но сон мой был непродолжительным — всего пять часов. Я не последовал примеру Гвен и не стал подслушивать под дверью, но, разумеется, я и не собирался мирно посапывать, пока Вулф сидел в кабинете с типом столь таинственным, что мне и взглянуть на него не было дозволено. Поэтому, не раздеваясь, я взял со своего стола пистолет, прошел по коридору и сел у верхнего основания лестницы. С высоты двух пролетов я слышал, как он прибыл, в прихожей раздались голоса — Вулфа и чей-то еще, — дверь в кабинет закрылась, а потом почти три часа оттуда доносилось невнятное бормотание. Последний час пришлось активно бороться со сном. Наконец дверь из кабинета открылась, голоса стали громче, через полминуты он уехал, и я услышал, как Вулф поднимается на лифте. Тогда я убрался восвояси. Голова моя металась по подушке ровно три секунды.