Бруствер, по канону, «с потрохами» человек директора Хога. Слушается его во всем, и «ест» с его рук. И вообще, складывается ощущение, что до самой смерти Дамблдор будет двигать его вперед. Впоследствии Кингсли станет главой Аврората, а затем и Министром – без влиятельных покровителей добиться подобного нереально.
Впрочем, мне плевать на все эти детали в отношении Кингсли. Людей надо оценивать и воспринимать по иным признакам и качествам. Главное другое – он человек Дамблдора. И это решает всё.
Что я знаю про второго, Роберта Уильямсона? Вообще ничего не знаю, даже имени такого не слышал. Но если следовать логике, и главой расследования сделали человека Дамблдора, то и Уильмсон должен быть если и не из числа почитателей Директора, то, как минимум «сочувствующий» и ему и его взглядам.
Что это для меня меняет? Пока, наверное, ничего. Они ищут преступника, вот пусть и ищут. Меня их деятельность интересует лишь в разрезе отмщения за нападение на Герми. Вот и все. Значит, для меня в глобальном плане ничего не поменялось.
- А они разные, - мои размышления прервали слова Луны Лавгуд. Девочка со своим обычным, безмятежным видом смотрела на мракоборцев.
Часть когтевранцев засмеялась. Все уже привыкли, что Луна постоянно выдает такие и похожие «сенсации».
- Конечно, разные, - хрюкнул в тарелку Энтони Голдштейн. – Один черный, другой белый. У одного синяя мантия, у второго бордовая. Тут и дураку все ясно. Лавгуд, ты долго думала, прежде чем это сообразить? – и засмеялся громко, в голос, предлагая остальным присоединиться к смеху.
- Замолчи-ка лучше, Голдштейн, - я задержал взгляд на парне и он не сразу, но прекратил веселье, что-то буркнул под нос о том, что я много на себя беру, но вроде замолчал и принялся за еду.
В общем, я медленно, но верно начинал прививать Когтеврану (пока лишь младшим курсам) мысль, что насмехаться над Луной не самая лучшая идея, и вообще, лично я – против.
Первый, второй и частично третий курс уже начинали проникаться этой идеей. На старшекурсников я, естественно, воздействовать пока не мог. Но они и сами не сильно вникали в дела «мелюзги».
Тем более, я, в силу возраста, видел то, что не замечали другие ученики. Под вроде бы странными замечаниями и рассуждениями Луны, практически всегда оказывался очень глубокий и необычный смысл. Девочка видела суть, вот только объясняла это плохо, а точнее ей было не так уж и важно, понимают ее или нет. Поэтому на нее так и смотрели, и воспринимали как чудную и странную.
После ужина я, Герми и Драко подошли к Луне. И пока мы все вместе шли в гостиную, я пытался выведать у нее, что она имела ввиду.
- Ну, они же совсем не похожи друг на друга, - еще раз попыталась объяснить мне Лавгуд очевидные для нее вещи.
Герми фыркнула – первокурсница выводила ее из себя.
- Это я понял, Луна. А конкретно, что можешь сказать?
- Мне кажется, они не очень-то ладят между собой, - Лавгуд потерла ладошкой лоб. – И еще, у них как будто разные цели…. Понятно, Гарри?
- Мне понятно, что ничего не понятно, - я хмыкнул.
Вечер прошел быстро. Мы сидели в гостиной. Тихо потрескивали угольки в каминах, разливалось приятное тепло. Окна дрожали от сильных порывов ветра, но здесь, при свете, нам до погоды на улице нет никакого дела.