Сидоров с досады махнул рукой:

– Хватит, ребята… Растравили душу. Давайте лучше пообедаем…

Обедали мы в открытой траншее. В воздухе кружился вражеский разведчик – «костыль». Он старался отыскать наши огневые рубежи. Артиллерия противника вела редкую беспорядочную стрельбу вдоль шоссейной дороги.

После обеда один из бойцов Хмелева – кряжистый, лет двадцати пяти парень по имени Федя взял в руки гармонь и присел на краю ниши. Он озорно осмотрелся, глаза его смеялись. Федя пробежал пальцами сверху вниз по клавишам, подбирая лад «Барыни». Боец с силой растягивал мехи, поводя плечами, отбивал такт ногой и пел. На середину лужайки выбежал молодой красноармеец, он встряхнул русыми кудрями, поднял над головой изогнутую в локте руку, взмахнул ею в воздухе и пустился в пляс.

– Володя, давай! – шумели бойцы.

На звуки гармоники собирались красноармейцы. Пришли даже соседи по обороне, бойцы батальона народного ополчения, среди них две девушки с санитарными сумками. Одна из них – черноглазая, с открытым добрым лицом, видимо, большая любительница танцев, в такт гармонике пристукивала носком своего непомерно большого солдатского сапога. Вся она была такая подвижная, что, казалось, при малейшем толчке взлетит на воздух, как пушинка.

– Нашу Шуру сюда! Шуру! – шумели ополченцы.

Черноглазая медсестра Шура с санитарной сумкой за плечами вышла вперед, положила на талию правую руку, левую подняла над головой и, помахивая платочком, повела плечами. Отбивая затейливую дробь, она тоже запела. Но короткими были у нас часы веселья, и вот оно оборвалось так же внезапно, как и началось. Опять загудели в воздухе моторы, послышалась команда: «По местам!»

К Хмелеву подошел Круглов:

– Товарищ лейтенант, вам приказано идти со своими бойцами в тыл на пункт формирования.

Мы тепло простились с товарищами.

– Не скучайте, мы еще встретимся с вами, – сказал на прощание Хмелев.

Слова лейтенанта, как ни удивительно, скоро подтвердились жизнью. Мы действительно встретились, хотя и совсем в другой обстановке.

Овладев Кингисеппом, немецкие войска бросили для преследования наших отступавших частей свежие силы пехоты и танков. Их целью было прорваться к берегам Лужской губы и окружить группу советских войск, защищавших Нарву. 11 августа советская авиация бомбила скопившиеся вражеские части вблизи реки Салки; в воздухе ни на минуту не прекращалось сражение, в котором принимали участие крупные силы авиации обеих сторон.

К нам подходили форсированным маршем все новые и новые пехотные и артиллерийские части. На правом фланге занимала рубежи обороны дивизия народного ополчения. К вечеру завязалась ружейно-пулеметная перестрелка. В это время в воздухе появились пикирующие бомбардировщики «Юнкерс-87». Они действовали так же, как и в районе реки Нарвы. Ведущий качнул крыльями, самолеты выстроились в цепочку и устремились к опушке леса, где находились наши передовые посты. Раздался пронзительный рев сирены. Мы слышали его впервые. На неискушенных людей этот устрашающий рев действовал сильнее, чем свист падающей бомбы. И вот в эту минуту, когда люди боялись даже пошевелиться, длинная пулеметная очередь разрезала воздух. Я на мгновение поднял голову и тут же увидел, что пикирующий «юнкерс» перешел в штопор; летчик пытался выровнять машину, но не смог. С ревом и грохотом она врезалась в кромку шоссейной дороги. Пулеметная очередь по «юнкерсу» точно пробудила людей, вывела их из оцепенения; захлопали винтовочные выстрелы. По траншее передали: это дядя Вася срезал «юнкерс»! Впервые на нашем участке фронта мы, стрелки-пехотинцы, вели по самолетам огонь из винтовок и пулеметов.