Свежевырванное сердце он стократно отточенным жестом взметнул к солнцу. Оно смутно и безжизненно маячило за оконным стеклом. Брызжущая кровью плоть неприятно вибрировала в ладони. Как-то по-заячьи буквально тряслась.

«Ну вот, блин, опять второго сорта попалось, а может, и вовсе третьего», — опечалился Генрих и с тревогой взглянул на подернутый дымкой солнечный диск. Но светило не подвело — ответило яростной вспышкой. Тучи разлетелись в клочья. Неистовые протуберанцы пробили атмосферу и долбанули по головам обитателей Земли и их хитроумным электронным приборам, внося сумятицу с неразберихой в те и другие.

— Показатели, быстро! — скомандовал Феликс. Но в ответ услышал только плотоядное чавканье из соседней, погруженной в мерцающую тьму комнаты. Заглянув в нее, он при свете компьютерного монитора увидел отвратительную и предельно неприглядную сцену. Майор увлеченно присосался к рассеченной груди только что умерщвленной жертвы, совершенно позабыв о своих ассистентских обязанностях.

— Вот ведь упырь долбаный, — не выдержал жрец. — Да очнись ты, Серега, потом пообедаешь.

— Ну че ты пиздишь не по делу? — раздраженно отозвался майор. — Много ты понимаешь, потом уже совсем не то будет. Сейчас же самый свежачок. А показатели твои нарастают. Где-то треть уже от проектных величин.

Перепачканный кровью майор Казаков буквально на миг оторвался от терзания тела, чтобы глянуть на экран компьютера, по которому ползли разноцветные змеи графиков, и снова вернулся к трапезе.

«А ведь я почти что Данко, — мелькнула в сознании Генриха задорная мысль. — Ну что с того, что он своим сердцем светил, а я чужими. Задача-то у нас одна — людей от тьмы избавить». Подумал и тут же спохватился: «Это что ж я эгоистические поползновения допускаю, все ж насмарку сейчас пойдет». Действительно, солнце, словно бы услышав эти неправильные, недостойные служителя жестокого, но справедливого культа мысли немедленно втянуло протуберанцы назад и снова уютно укуталось сероватыми облаками.

Неудачливый жрец обессиленно рухнул на пол прямо в лужу не остывшей еще кровищи. С досады запустил затихающим сердцем в упыря майора. Тот среагировал молниеносно — не отрываясь от тела, поймал и засунул его во внутренний карман пиджака. Профессионализм, как говорится, не пропьешь. Чужое сердце еще немного потрепетало возле его, навеки оледеневшего, и замерло окончательно.

«Да, над концентрацией мысли еще работать и работать, — между тем самокритично размышлял Генрих, — а ведь времени-то не так много. Не сегодня завтра могут и выпасти нас. Уж больно майор беспредельничает. Засада какая-то получается, — констатировал он, наблюдая за ненасытным сотоварищем. — Самому заготовкой заниматься нельзя, потому как не до медитаций тогда будет, а Серега так по ходу лютует, что до добра это точно не доведет. Да и экземпляры, честно говоря, левоватые. Конечно, количество в качество, может, и перейдет, вот только дождемся ли?»

Генрих угрюмо поднялся и подошел к окну. Практически с вершины одной из сталинских высоток открывался захватывающий вид. Город уже вовсю жил своей торопливой утренне-будничной жизнью. Муравьишкам, суетившимся внизу, по барабану было все, и прежде всего — собственная стремительно прогрессирующая деградация.