Но Мод Мериваль, субтильная звездочка французского экрана, вдруг перебила его с неожиданной силой:

– Прекратите сейчас же! Вы что, издеваетесь надо мной? Ну прошу вас, Константин, будьте посерьезнее! Куда вы запропали вчера вечером? Знаете ли, что я целый час искала вас в этом заколдованном замке вместе с хозяйкой дома мадам де Браганс? Знаете ли, как она на вас рассердилась? Знаете ли…

– Да ничего я не знаю, моя милая! – остервенело прорычал Константин.

Откинувшись на подушки, он боролся с ощущением невыносимой чугунной тяжести в голове; каждая косточка, каждый мускул лица ныли на свой лад. Ох уж эта водка! Он отлично знал ее парфянское коварство.

– А что мы пили вчера? – спросил он тупо. – Водку, что ли?

– О да! – ответила Мод решительно. – О да! Вы пили только водку. И вдобавок Бубу Браганс сообщила мне, что это была настоящая, натуральная водка, иначе вы бы давно богу душу отдали. Вы просто с ума сошли, господин фон Мекк! – заключила она тоном маленькой девочки, еще раз заставившим Константина поморщиться.

Но отчего бедняжка Мод бранила его так нежно? И вдруг его осенило: да ведь он вчера вечером лежал с ней в этой самой постели: она просто-напросто звонила ему как новому любовнику! Ох, черт, в хорошенькую же переделку он вляпался! И это в последний-то день съемок… Пристыженный, но зато почти проснувшийся Константин заговорил с Мод чуть ласковей:

– Мод, деточка, я прошу прощения за вчерашний вечер… то есть за вечер у Бубу… а что мне оставалось, как не напиться? Эти ходатайства за Швоба и Вайля перед немцами… ну, то есть… перед этим офицерьем – они меня совсем выбили из колеи.

– О, главное, вы добились своего, Константин! Вы просто молодец! Подумайте только, ведь генерал обещал помочь! И через неделю благодаря вам мы опять увидим у нас в студии Пети и Дюше. Вы их спасли от этих ужасных трудовых лагерей! Нет, вы были просто ФАН-ТАС-ТИЧ-НЫ!

– Н-да… По крайней мере надеюсь, что так оно и будет, – отозвался Константин сухим, почти официальным тоном, словно стараясь не слишком обнадеживать Мод. – Да-да, к концу недели; мне клятвенно обещали: именно к концу недели.

Но сомнение уже овладело им – как мог он быть вчера таким доверчивым и праздновать, точно уже одержанную победу, это туманное обещание, которое вытянул за пять минут у двух неизвестных? Почему не добился от них подробностей, письменных обязательств? Почему так быстро удовлетворился их посулами, если не из чистого эгоизма, из вечной боязни обременить себя чужими заботами, от маниакальной жажды удовольствий и забвения всего, что не способно их ему доставить? И он всегда был таким – отважно спешил в крестовый поход за справедливость, удовлетворялся первой же мелкой победой, первым же крошечным успехом, расценивая это как крупный триумф и… тут же бросал начатое.

– О чем вы думаете, Константин? Какая печаль вас гнетет? – лепетала тем временем Мод на другом конце провода. – Что происходит? Какие мысли скрываются под вашей рыжей львиной гривой? – вопросила она неожиданно элегическим тоном.

Константин, удивленный, а затем польщенный, окончательно стряхнул с себя сон.