– Заткнись, – приказал Бонни, – он не мертвый. Не трогай его – он нечистый, так сказал дед. – И, стараясь поймать взгляд Робина, добавил: – Знай свое место – ты здесь никто. Будешь нашей собакой, щенком, слугой, ясно? Если я прикажу: «Стань на четвереньки!», ты ответишь: «Гав! Гав!» – и вильнешь хвостом.

Последнее заявление вызвало дружный хохот. Не сговариваясь, дети взялись за руки и, обступив Робина, закружились в хороводе, словно торжествуя победу над непрошеным гостем. Жестикулируя на все лады, маленькие зверьки вздымали облака сухой пыли.

– Собака! – задыхалась от восторга Дорана. – Гав! Гав! И он будет писать, как пес, задирая кверху лапу!

– Ему наденут ошейник, а в зубы дадут палку, – вторил ей Понзо.

Наконец Бонни поднял руку, заставив всех замолчать.

– Тебе уже не десять лет, – произнес он, наморщив лоб от чрезмерного умственного усилия. – Теперь ты растешь… наоборот. Ты теперь совсем маленький, младенец.

– Младенец! – обрадовалась Дорана. – Захочу – дам ему соску, могу я дать ему соску?

– Конечно, – одобрил Понзо, – и если ему велят сесть на горшок, он должен подчиниться.

– Слышал? – прорычал Бонни. – Так и договоримся. Взрослые ничего не должны знать, их дело – сторона. Ты станешь пупсом Дораны. Со временем мы разрешим тебе чуть-чуть подрасти, но запомни, ты никогда не будешь больше меня!

И чтобы достойно завершить возведение Робина в этот сан, дети принялись осыпать его ударами, явно стараясь причинить ему боль, после чего мальчику было приказано поднести поближе ведра с ежевикой, оставленные в кустах. Тяжесть металлических сосудов его поразила, тонкие ручки сразу же врезались в пальцы.

Тем временем дети снова принялись собирать ягоды, продолжая насмешничать. То они жестами подзывали его, как собаку, то дразнили «ниггером». Дорана несколько раз пнула мальчика ногой, получая очевидное наслаждение от этих упражнений.

Робин старался держаться спокойно. Он обязан был претерпеть все унижения и сохранить хладнокровие. Антония и Андрейс испытывали своего сына, чтобы привить ему умение вовремя пойти на хитрость, выждать нужный момент.

Бонни, Понзо и Дорана работали как звери, в этом им нельзя было отказать. Детские руки обчищали кусты с неподражаемой ловкостью, но, несмотря на все мастерство, ветки оставляли на их коже кровавый след, на что они вовсе не обращали внимания. Как только ведра были доверху наполнены, Бонни объявил, что пора возвращаться на ферму.

– В твоих же интересах не пытаться ловчить, – наставлял он Робина, когда их маленькая процессия выходила из лабиринта. – Со стариком Джедом шутки плохи. Если выкинешь какой-нибудь фортель, он тебя заставит самого себя наказать – высечь букетиком из колючих веток. Мы-то все через это прошли, но тебе вряд ли придется по вкусу. И не жди особых милостей, по-моему, Джед имеет на тебя зуб из-за дерьма, в которое ты влип…

Намеки Бонни были непонятны Робину, он едва удержался, чтобы не поправить мальчишку. Тот коверкал грамматику так, что у Робина волосы вставали дыбом на голове. Только когда ягоды были перенесены в сарай и тщательно укрыты от мух, дети переступили порог центрального здания. В ветхой гостиной, обставленной с удручающей безвкусицей, пол издавал отвратительный скрип. Желая заполнить наступившую паузу, Робин стал рассказывать, что у сегунов феодальной Японии существовал обычай настилать в замках особые «поющие» полы, чтобы ночью можно было легко обнаружить подкрадывающегося убийцу. Робин считал эту историю занимательной, однако никто не слушал, и его голос растворился в глухом шипении Понзо и Дораны, затеявших ссору.