Или чудеса все же бывают? Чудеса с точки зрения обыкновенного человека, потому что мир вовсе не такой простой, как на уроке естествознания. Я потерплю, и все вернется на свои места – как спадает вода после наводнения, если ты сумел отсидеться на крыше.

Неужели я начал бояться?»

Послышался глухой удар, словно в отдалении выстрелила пушка. Егор вздрогнул. Поглядел в ту сторону, ничего особенного не увидел, если не считать, что за избой стояла большая, в два метра высотой, тумба для афиш.

Егор подошел к тумбе. Поверх прочих листов была наклеена афиша о выступлении джаз-оркестра Олега Лундстрема во Дворце культуры имени Лихачева. Но кто такой Лундстрем и что это за Дворец культуры, Егор не знал. Он попытался оторвать край афиши, и под ней обнаружилась знакомая ему картинка: женщина, подняв руку, призывает к защите Родины. Сквозь дыру на груди воинственной женщины видны были старинные, тесно стоящие буквы. «Казино «Чардаш» с твердым знаком на конце. Там были и другие бумажки. Почему-то от руки большими кривыми буквами на желтом листе – к сожалению, от него остался лишь верхний край – было начертано: «Голосуйте за четвертый список – партию Народной свободы!» Но почему и когда голосовать, осталось непонятным.

Он постарался осторожно оторвать репертуар Молодежного театра, чтобы узнать, что же обещает человечеству партия Народной свободы. Но тумба от такого несильного толчка стала заваливаться и падать... Егор испугался, хотел удержать ее, но его руки вошли внутрь тумбы, и она рассыпалась, превратившись в кучу ржавого железа, бумаги и трухи... Неожиданный порыв ветра поднял эти бумажки...

По улице быстро ехал человек на велосипеде, переднее колесо которого было больше маленького, заднего. На человеке были высокие сапоги, перетянутый поясом блестящий резиновый плащ и каска наподобие пожарной, надвинутая так низко, что из-под нее был виден лишь кончик носа и короткая черная борода.

Надо было окликнуть его, спросить... но о чем? Человек оглянулся, словно уловил мысль Егора. Оказалось, что у него на носу черные очки и он похож на муравья. Гигантского блестящего муравья.

Человек нажал на педали, и велосипед, тяжело крутя колесами, покатил дальше.

Нельзя было его окликать. Человек был чужим.

Если в мире, который окружал Егора, были свои точки отсчета – обернись и увидишь свой дом в ряду таких же, – то человек на велосипеде, подобно старым избушкам, ничего общего с нормальным прошлым не имел. И глядеть на него было страшно.

Надо кого-то найти. Любого обыкновенного человека.

Это желание означало, что страх приближался к Егору. Чувство освобождения улетучивалось. Еще немного – и он попросится обратно.

Егор взглянул на часы. Стрелки стояли на двенадцати.

Они не сдвинулись ни на секунду с того момента, как он вышел из подъезда. Егор потряс рукой, щелкнул по стеклу – часы стояли. Секундная стрелка не двигалась.

Значит, там, куда попал Егор, нет времени. А так не бывает. Старик Эйнштейн лопнул бы от зависти. Эйнштейн, где ты? Но шутить не хотелось.

Страх наползал, как высокая волна – от нее убегаешь, увязая босыми ногами в песке, а она поднимается, закрывая солнце зеленым занавесом, и вот-вот поглотит тебя, как маленькую букашку.