Ковальски приехал в Конго вместе с сестрами Крэндолл, взяв две недели отпуска. Позже он намеревался время от времени навещать Марию, пока она будет оставаться здесь.

У него перед глазами возникли события прошлого вечера. Они с Марией сидели у своей палатки, глядя на небо, озаренное отсветами лавы, собравшейся в кратере вулкана Ньярагонго. Выпив холодного пива, они провели ночь вместе – уже внутри палатки. Походное ложе оказалось на удивление очень удобным.

«Да, я непременно вернусь».

– Так, кажется, мы готовы. – Выпрямившись, Мария скрестила руки на груди. – Ну а ты как, Баако?

Горилла сжала обе руки в кулаки и поднесла их к плечам.

«Храбрый».

– Не сомневаюсь в этом! – улыбнулась его воспитательница.

Взяв Баако за руку, она повела его к опушке леса. Танго семенил следом. В лесу их встретил доктор Джозеф Кьенге, один из местных зоологов. У него за спиной застыли в тени деревьев пять или шесть горилл, с любопытством наблюдая за приближающейся группой.

Кто-то из обезьян загукал.

Зоологу предстояло представить гориллам их нового собрата. Было решено, что сделать это лучше постороннему человеку, чем кому-то из сестер. Это станет первым шагом по освобождению Баако от уз, связывающих его с миром людей, чтобы он смог жить на воле.

– Иди сюда, Баако! – опустившись на корточки, ласково позвал молодую гориллу Кьенге. – Иди ко мне!

Мария отпустила руку своего питомца. Тот постоял немного на месте, а затем, оглянувшись на Танго, попятился к своему другу.

– Баако, Танго тебе не поможет, – мягко заговорила Крэндолл, подкрепляя свои слова знаками. – Это не его дом.

Посмотрев на джунгли, обезьяна подошла к Ковальски и раскрыла руки для объятий.

Великан присел на корточки, чтобы попрощаться с ним.

Баако прижался к его груди, жалобно всхлипывая.

– Ну же, приятель, все будет хорошо! – Джо провел ладонью по голове гориллы, ощущая свежую щетину на месте выбритого пятна и чувствуя под короткой шерстью затянувшийся шрам. – В чем дело?

Оторвавшись от него, Баако продолжал смотреть себе под ноги. Печально покачав головой, он приставил к подбородку большой палец, а затем повторил одной рукой предыдущий знак.

«Не храбрый».

У Ковальски защемило сердце. Взяв Баако за плечи, он посмотрел ему в лицо и сказал:

– Ты самый храбрый малыш из всех, кого я только знаю. – Джо решил не связываться со знаками, так как был уверен, что Баако и так его поймет. Он указал на горилл на опушке. – Если кто-либо из них тебя обидит, он ответит передо мной!

Баако снова обнял его, прижимаясь головой к его груди. Теперь горилла дрожала уже не так сильно, но полной уверенности у нее все равно не было.

Ковальски уселся на сырую траву. Следующая часть разговора должна была стать личной. Похлопав себя по груди, мужчина поднял руку, приставив большой палец ко лбу и растопырив остальные пальцы.

«Я твой папа».

Обезьяна с надеждой подняла брови.

После этого Джо положил руку Баако на грудь, а затем накрыл ею его руку у себя на груди, глядя ему в лицо.

«Ты мой сын».

Баако широко раскрыл глаза, затем запрыгнул на Ковальски, опрокинув его назад и повалив в траву.