В империи не было конституционного порядка, регулирующего законодательный процесс, практически отсутствовала бюрократически эффективная администрация и уж тем более не существовало властных структур, способных проводить законы в жизнь. Тем не менее в рамках империи удалось принять и повсеместно провести в жизнь такие фундаментальные законодательные акты, как уголовный кодекс Каролина в 1532 году, религиозный мир и имперское исполнительное уложение в 1555 году, Вестфальский мир в 1648 году. Правда, постоянные торги по поводу содержания имперской армии, а также связанных с этим сословных налогов и римских месяцев (первоначально сборы для финансирования похода на Рим), когда даже крупнейшие субъекты империи задерживали платежи или вовсе отказывались платить, производят впечатление полного хаоса, но тем не менее императоры получали вполне приличные суммы на ведение войн с Турцией. Хотя на протяжении веков императорам не удавалось «приумножить» империю, в чем, собственно, заключался их долг, и далее приходилось видеть то, как иностранные державы отрывали от нее все новые территории, все же имперская идея столь глубоко укоренилась в ментальности европейских соседей империи, что Испания, Дания и Швеция в свое время стали ее субъектами (Франция не сделала этого из-за Эльзаса, но и там серьезно рассматривалась возможность такого шага). В 1815 году, когда империя уже была разрушена, граница, установленная для Германского союза, в основном совпала с границей бывшей империи. И еще на протяжении долгого времени в дискуссиях об организаций будущей Германии фигурировали институты Старой империи, такие, как, например, имперские округа. Факт существования империи и ее институтов, похоже, произвел такое действие на умы, которое можно сравнить разве что с впечатлением, которое произвела на сознание варварских народов античная Римская империя — Imperium Romanian.

Римская империя античности являла собой порядок в пределах Ойкумены. Римско-германская империя, хотя и в меньших масштабах, упорядочила центральноевропейское пространство в новое время в соответствии с требованиями этого времени, которые принципиально отличались от требований античности или средневековья. Общим, однако, было то, что этот порядок в обоих случаях не был плодом рационально продуманного замысла, а возник в результате адаптации институтов, пришедших из прошлого, к потребностям времени. Стоит взглянуть на историческую карту. В пределах границ империи XVI–XVIII веков на западе находились Нидерланды, включая Бельгию, Люксембург, графство Бургундия (Франш-Конте) и Савойя. В 1648 году, в конце большой войны, когда Генеральные Штаты (Голландия) на севере и Швейцария, отвоевавшая у Габсбургов независимость, на юге окончательно вышли из состава империи, в ее составе еще долгое время оставались другие области. Около 1500 года на юге в состав империи входила почти вся Северная и Средняя Италия (кроме Венеции и Папской области), а права империи на Тоскану и Мантую играли важную политическую роль в XVI и XVII веках. На востоке австрийские области от Тироля до Краины (сегодня находящейся почти в центре Югославии) были окружены Штирией, Богемией и Моравией. В то же время такие северные области, как Восточная и Западная Пруссия, а также Шлезвиг, находились вне границ империи. Таким образом, империя занимала большую территорию с довольно странными границами, которые не были определены по этническому принципу. В эпоху национализма территория одной страны резко заканчивалась на границе, за которой начиналась другая страна, даже немецкие территории пытались четко демаркировать свои границы, в то время как в империи нового времени существовали скорее не границы, а переходные зоны, подобно тому, как в пределах самой империи существовали уплотнения и разрежения имперской системы. Даже Имперская метрика в окончательной редакции 1521 года оказалась не в состоянии исчерпывающе и безошибочно установить, что в точности принадлежало к империи и что к ней не принадлежало, а также являются ли перечисленные в ней среди прочих князья-епископы Камбре и Женевы или имперские города Базель и Безансон субъектами империи и считают ли они себя сами таковыми. Подобно тому, как различны были отношения субъектов империи с императором, так и но связанности с империей существовали значительные различия между близкими к имперскому центру территориальными образованиями, такими, как, например, имперские округа на Рейне и Дунае, имперские города и некоторые курфюршества, и удаленными от центра империи территориями, к которым можно отнести Нидерланды, Восточную Фрисландию, Голштинию, а также Триест и Истрию. Богемия и Морания, хоть и имели голос в коллегии курфюрстов, были так далеки от империи, что даже, подобие Швейцарии и Италии, не входили в систему имперских округов. И в коллегии курфюрстов Богемия вплоть до 1708 года не участвовала, за исключением лишь выборов императора. Такая структура и общее направление развития в новое время породили явную тенденцию к сведению границ империи, а точнее, границ тех областей, в которых реально действовала имперская система, к пределам территорий с немецкоязычным населением и тем самым к противопоставлению этих территорий остальной Европе, даже если номинальные границы империи простирались дальше. Подобное развитие привело к тому, что империя нового времени на протяжении столетий становилась все более «немецкой», Непемецкие области, как, например, Лотарингия, аннексировались или приобретали независимость. Б то же время немецкие области, даже если они в течение длительного времени управлялись из-за рубежа, как, например, Померания, попавшая под власть Швеции, не становились для империи чужими. Эта «германизация» империи была не национальным процессом и уж, во всяком случае, не плодом идеи национального государства, это была в первую очередь идея «общей родины», немецкого «имперского патриотизма» — термин, часто и охотно применявшийся в XVIII веке.