– Мама!

Джек пересек вестибюль, заметил, что старомодный телефонный коммутатор оплавлен и закопчен, как после пожара, вызванного коротким замыканием, и мгновенно забыл о нем. Он увидел ее, и она выглядела ужасно: силуэт мертвеца в окне.

– Мама!

Он взбежал по лестнице, перескакивая сначала через две ступеньки, потом через три. Талисман в его руках испустил красно-розовую вспышку и потемнел.

– Мама!

Уже в коридоре, ведущем к их комнатам, он услышал ее голос: не звонко-гремящий или чуть вибрирующий смехом. Нет, теперь она хрипела, как существо, переступившее порог смерти.

– Джеки?

– Мама!

Он ворвался в комнату.

Сидя в припаркованном у отеля автомобиле, Ричард Слоут смотрел вверх через тонированное стекло. Что делал здесь он, что делал здесь Джек? У него болели глаза. Он напрягал их, пытаясь разглядеть верхние этажи в вечернем сумраке. Когда чуть наклонил голову набок, ослепительная вспышка вырвалась из нескольких окон, на мгновение словно укрыв фасад простыней белоснежного света. Ричард опустил голову между коленями и застонал.

Она лежала на полу под окном – именно там он наконец разглядел ее. Смятая, какая-то серая постель была пустой, поначалу ему показалось, что и спальня, беспорядком напоминавшая детскую, тоже пуста… У Джека все похолодело внутри, слова застряли в горле. Но тут Талисман выстрелил очередной ослепляющей вспышкой, и на мгновение все в комнате стало бесцветно-белым. Она вновь прохрипела: «Джеки?» – и он проорал в ответ: «Мама!» – увидев под окном ее, напоминающую смятую конфетную обертку. Исхудавшую донельзя, с волосами, рассыпанными по грязному ковру. Ее руки были как лапки маленького зверька, бледные и скребущие по полу. «Господи, мама, черт побери, как же так», – пролепетал он, а в следующее мгновение уже пересек комнату, не сделав ни шага: проплыл, проскользил по заставленной мебелью, застывшей спальне Лили, и мгновение это запечатлелось в его памяти, будто изображение на фотопластинке. Ее волосы на грязном ковре, ее ставшие такими тоненькими руки.

Джек вдохнул густой запах болезни, близкой смерти. Он не был врачом и понятия не имел, что не так с телом Лили. Знал только одно: его мать умирала, жизнь уходила через невидимые трещины, и времени у нее оставалось совсем ничего. Она дважды произнесла его имя, но, похоже, это исчерпало ее силы. Плача, он положил руку на голову потерявшей сознание Лили, а Талисман опустил на пол.

Ее волосы словно были полны песка, голова горела.

– Ох, мама, мама.

По-прежнему не видя лица матери, Джек подсунул под нее руки. Бедро под тонкой ночной рубашкой раскалилось и обжигало ладонь. Под другой ладонью пылала лопатка. На костях не осталось плоти. На безумное, застывшее мгновение Лили будто превратилась в грязного маленького ребенка, оставленного умирать в одиночестве. Слезы потоком текли из глаз Джека. Он поднял мать, как поднимают груду старой одежды. Застонал. Руки Лили бессильно повисли, словно две соломинки.

(Ричард)

Ричард чувствовал себя… не так плохо в сравнении с Лили, даже когда мешком лежал у него на спине во время спуска в отравленный Пойнт-Венути. Кожу Ричарда покрывали прыщи, язвы, высыпания, и у него тоже поднялась температура, но Джек понимал, что его мать находится в куда более жутком состоянии, что в таком состоянии уже и не живут. И тем не менее она произнесла его имя.