— Сердце?

— Нет. Когда я оказался за краем... лед все еще ломался... волна поддела... утес наклонился. Я соскользнул, съехал вниз, как на санках... и приземлился сюда, боком, ударился немножко. Ничего больше не помню.

— Ребра не сломаны?

Лин глубоко вздохнул и поморщился.

— Нет, кажется, целы. Ушиблены только, так я думаю. Ноют, будь оно неладно. Но переломов нет.

Брайан снял с шеи свернутый в кольцо конец идущего наверх каната.

— Мне придется сделать для тебя что-то вроде ярма. Я обмотаю веревкой твою грудь. Стерпишь?

— А что, без этого разве нельзя?

— Нельзя.

— Ну так выдержу.

— Тогда садись давай.

Покряхтывая и постанывая, Лин осторожно переменил лежачее положение на сидячее, прислонившись спиной к стенке фасада ледовой горы и свесив ноги в бездну над морем.

Брайан скоренько соорудил упряжь и, завязав канат двойным узлом на груди Джорджа, поднялся на ноги. Они встали так, чтобы море и убийственный ветер остались позади. Сухие снежинки, больше похожие на зернышки, ударяли в переднюю стенку айсберга и, отскакивая от нее, рикошетом попадали в лица полярников.

— Так что у вас? Готово? — донесся с шестиметровой высоты над ними голос Роджера.

— Ага. Но ты только полегче, ладно?!

Лин быстро и очень громко хлопнул в ладоши. От перчаток отвалились огромные куски льда. Он попробовал пошевелить пальцами.

— Большой палец чувствую... и все вообще. Все пальцы шевелятся... только я плохо их чувствую.

— Все у тебя будет нормально.

— Не чувствую совсем... пальцы на ногах. Спать хочется. Нехорошо.

Тут он, разумеется, был прав. Конечно, если выкинуть человека на такой холод, телу захочется спать, чтобы сохранить драгоценное тепло, а тогда и смерть оказывается совсем неподалеку.

— Как только окажешься наверху, полезай в сани, — сказал Брайан. — Пятнадцать минут, и ты будешь теплый, как пирожок из жаровни.

— Ты добрался до меня как раз вовремя.

— Почему?

— Как это почему? Ты же рисковал жизнью.

— Ну, не совсем.

— Как это «не совсем»? Ты же погибнуть мог.

— Ну, можно подумать, что ты не сделал бы того же.

Тугой канат пошел вверх, уволакивая на себе Джорджа Лина. Подъем и в самом деле проходил плавно, Роджер старался. Но уже почти на самом верху, у кромки обрыва Лин застрял: плечи уже были выше края пропасти, а все остальное еще болталось на ветру. А сил подтянуться и перекатиться на ледник у него совсем не было.

Тут Роджеру Брескину сослужил славную службу весь былой опыт тяжеловеса и многолетних тренировок, укрепивших его мышцы штангами и гантелями. Роджер не стал ни тянуть канат, ни отгонять снегоход чуть дальше от пропасти. Он только вылез из кабины и, подбежав к обрыву, одной рукой вытащил Джорджа Лина, тем более что тому оставались до края обрыва считанные сантиметры. Разнуздав китайца, Роджер кинул освободившийся конец каната вниз, Брайану.

— Теперь тобой займемся... подожди немного... Джорджа только пристрою! — крикнул он вниз. И, хотя ветер рвал его слова на куски, Брайан услышал в голосе Брескина тревогу.

Еще какой-то час назад Брайан и не подозревал, что Роджер — этакая незыблемая скала, с бычьей шеей, массивными бицепсами и огромными руками — способен хоть когда-то испугаться. Теперь, заметив страх в глазах Роджера, Брайан меньше страдал от стыда за ужас, от которого сводило кишки. Раз уж жизнестойкий Роджер поддался панике, то и члену стоического рода Дохерти позволительно проявить слабость.