Он толкнул открытую дверь.

Жаклин сидела, повернувшись к двери спиной. Он узнал ее по очертаниям затылка, по водопаду каштановых волос. Неряшливое зрелище – волосы слишком пушистые, слишком растрепанные. – Его контора, прилегающая к конторе мистера Петтифира, хранила идеальный порядок. Он оглядел комнату – казалось, все было на своих местах.

– Что ты тут делаешь?

Она вздохнула чуть поглубже, подготавливаясь.

Это был первый раз, когда она заранее решила сделать это. До сих пор она действовала лишь под влиянием импульса.

Он приближался к столу, опустил свой дипломат и аккуратно сложенный выпуск «Делового мира».

– Ты не имела права входить сюда без моего позволения, – сказал он.

Она лениво повернулась в его вертящемся кресле – именно так он и делал, когда хотел задать взбучку кому-нибудь из своих людей.

– Линдон, – сказала она.

– Ничего из того, что вы можете сказать, не изменит фактов, миссис Эсс, – сказал он, словно пытаясь освободить ее от объяснений. – Вы – хладнокровная убийца. Это была моя обязанность – сообщить об этом мистеру Петтифиру.

– И вы сделали это ради Титуса?

– Разумеется.

– А шантаж, это было тоже ради Титуса, да?

– Вон из моей конторы.

– Так что же, Линдон?

– Ты, шлюха! Шлюхи ничего не знают, они просто невежественные, больные животные! – заорал он. – О, ты хитра, это уж точно, но и хитрость твоя – звериная.

Она встала. Он ожидал оскорблений, по крайней мере устных. Но этого не было. Зато он почувствовал, как на его лицо что-то давит.

– Что… ты… делаешь? – спросил он.

– Делаю?

Его глаза растянулись в щелочки; словно у ребенка, играющего в зловещего азиата, рот туго натянулся, обнажив сверкающую улыбку. Ему было трудно говорить.

– Прекрати… это…

Она покачала головой.

– Шлюха, – сказал он, все еще бросая ей вызов.

Она просто смотрела на него. Его лицо начало дергаться и сокращаться под чудовищным давлением, мышцы раздирала судорога.

– Полиция… – попытался сказать он. – Если ты дотронешься до меня хоть пальцем…

– Не дотронусь, – сказала она и начала укреплять свое преимущество.

Под одеждой он почувствовал то же давление по всему телу, что-то щипало кожу, стягивало ее все туже и туже. Что-то должно было произойти, он знал это. Какая-то часть его тела будет слаба и не сможет сопротивляться этому нажиму. А уж раз появится слабое место, ничто не помешает ей разорвать его на части. Он совершенно спокойно обдумывал это, тогда как тело его содрогалось, а лицо таращилось на нее, расплываясь в насильственной усмешке.

– Дерьмо, – сказал он, – сифилитичка проклятая.

Похоже, он не слишком-то испуган, – подумала она.

Он настолько ненавидел ее, что почти не испытывал страха. Теперь он вновь называл ее шлюхой, хотя его лицо исказилось до неузнаваемости.

И тогда он начал разрываться на части.

На переносице у него появилась трещина, побежала, рассекая лоб, – и вниз, рассекая надвое губу и подбородок, шею и грудную клетку. Буквально за миг его рубаха окрасилась алым, темный костюм потемнел еще больше, ноги, обтянутые брюками, источали кровь. Кожа слезала с его рук, точно резиновые хирургические перчатки, а по бокам лица появились два кольца алой ткани – словно уши у слона.