— Халима не хочет, боится.

— Скажи, пусть не боится. Доктор легко это сделает, она даже и не заметит.

— Хорошо, это мы сделаем, устроить выкидыш — дело простое, я и сама с этим справлюсь. А дальше что? Потом?

— А что может быть потом? Потом она будет ученая, будет знать, что делает. Выйдет замуж и успокоится.

— Пусть тебя жалят, мне-то что? — женщина покачала головой с сожалением. — Какой же мужчина возьмет ее теперь замуж?

— Найдем кого-нибудь… Не беспокойся, — сказал Низамиддин, вставая с дивана и глядя на часы, висевшие на стене. Стрелки подвигались к одиннадцати. — Жаль, что скоро вернется с работы твой муж, да и мне пора уходить, а то…

— Что «а то»? — спросила она, притворяясь непонимающей.

— А то… закрыл бы я дверь на крючок… У-ух, ты сама лучше тысячи девушек!

А я, глупец, иногда забываю об этом. Ладно, иди домой, ужина мне не готовь, я вернусь поздно.

— Когда вернетесь?

— Поздно… Завтра приходи!

Женщина ничего не сказала и вышла, опустив голову. Низамиддин быстро снял халат, надел белую рубашку, к накрахмаленному воротнику прикрепил черный галстук-бабочку, надел бледно-голубой суконный костюм, очки, шапку и вышел из дому…

Однажды в середине апреля, в полдень, к медресе Калобод подъехал пароконный фаэтон. Из него вышел Низамиддин-эфенди. Он был в синих очках, в руке держал легкую трость. На нем тот же бледно-голубой костюм, на ногах блестящие хромовые сапоги. Он отпустил кучера, а сам поднялся на площадку перед медресе. Здесь было безлюдно, только какой-то ученик медресе сидел в тени портала и читал книгу. Низамиддин повернулся и с высоты площадки оглядел улицу. Прохожие были редки. Напротив медресе находился хауз квартала Калобод, где водоносы набирали воду, двое или трое из них сидели на берегу под большим тутовником и разговаривали.

Низамиддин внимательно оглядел сидевших у хауза. «Кажется, здесь нет людей из ЧК?.. Кто может знать, что я в пятницу, в полдень, приду сюда? А если и есть здесь тот, кто меня знает, какое ему дело до меня? Я — назир внутренних дел, у меня своя цель. Надо спросить что-нибудь у этого учащегося медресе».

Низамиддин подошел к учащемуся, читавшему книгу.

— Братец, вы живете в этом медресе? Тот поднял голову и ответил:

— Да, в этом медресе.

— А где можно найти мутавалли?

— Не знаю, наверное, он у себя дома.

— А где его дом?

— За медресе, идите вон на ту улицу, там вам покажут. Низамиддину понравился ответ: ведь он сам должен был идти на ту улицу, значит, у него есть свидетель, что он искал дом мутавалли.

— В медресе много сейчас учеников?

— Нет, нас осталось всего пятеро — из Куляба… Потеплеет — и мы тоже уйдем.

— Куда?

— К себе, в родные места.

«И будете там все басмачами», — подумал Низамиддин и вошел в медресе.

Медресе Калобод — одно из больших и древних медресе Бухары. Площадка перед входом намного выше улицы и выложена гранитными и мраморными плитками. Высокий портал украшен росписью, кельи здесь больше и выше, чем в других медресе. Раньше не каждому удавалось занять келью и учиться в этом медресе. Кельи сдавались за большие деньги, и без значительных затрат или высокого знакомства трудно было сюда попасть.