— Не хотим мы быть бедными служанками при дворе наших родственников! — сказали они своему отцу, когда он удивлялся их отказу.

Открылись глаза у герцога, и тут только оглянулся он на свой опустевший, мрачный замок: кладовые его были пусты, слуги почти все отпущены; никогда уж больше не поднимался подъемный мост, ворота всегда стояли открытыми настежь, — въезжай и входи, кто хочет! Но не трубили рога, возвещая о приезде гостей, и некому было входить и въезжать в разрушающийся герцогский замок.

Грустно бродили по залам Мария и Мария-Бланш; холодно было в мрачных покоях замка, да не отраднее было и в парке: стояла глубокая осень, и ветер сорвал уже последние мокрые листы с уцелевших деревьев, большая же половина их давно уже пошла на дрова. Правда, красовался еще могучий кедр, и на его темно-зеленой хвое только и отдыхал глаз, — он один только и напоминал лето так же, как позолоченная корона на дверях замка одна только напоминала о его прежнем величии.

Да не на радость было это напоминание: в выцветших старых платьях бродили из угла в угол Мария и Мария-Бланш. Там герцог Марш целые дни и ночи шагал взад и вперед по своему заросшему двору; поседел он и сгорбился от забот и бессонных ночей. Но чем больше ходил он по своему двору, тем безотраднее и безотраднее становилось у него на сердце.

Прошел год, принесший с собою еще большее разорение, еще больше страданий обитателям замка, и вот из замковых ворот выехали простые погребальные дроги. Вся Бретань провожала самоубийцу-герцога Марша, но не могли его предать земле по христианскому обряду.

Плакала Мария-Бланш, умоляя архиепископа дозволить похоронить отца в замковом склепе; старшая же Мария никого ни о чем не просила, — гордо шла она за гробом отца, бледная, как смерть, со стиснутыми зубами, не проронив ни слезинки.

Погребальные дроги миновали замковый склеп и остановились у оврага. На руках снесли бретонцы своего любимца на дно обрыва у подножия Замковой горы и там похоронили. Не возносилось молитв в церквах Бретани за упокой души самоубийцы, но весь народ, от мала до велика, от дворянского замка до развалившейся хижины кирпичника, молился за доброго герцога, покончившего жизнь самоубийством в минуту помрачения рассудка.

Не вернулась домой с похорон отца старшая дочь герцога Марша, — нигде не нашли ее, как ни искали. Все полагали, что дочь герцога искала прибежище от всех своих страданий в тихой монастырской келье, и королева Анна разослала гонцов по всем монастырям Франции, но нигде ее не было. Стали искать ее по всей Бретани, но и тут не могли открыть ни малейшего следа ее пребывания. Одни только рыбаки соседнего порта уверяли, что дня через три после похорон герцога на корабль, подаренный им одному моряку, поступил молодой, красивый и очень гордый юнга, как две капли воды похожий на герцогиню Марию. Шкипер сказал матросам, что юнга этот принял обет молчания, и они не обращали на него внимания; жил он в отдельной каюте, ел мало, а работал за троих.

Отправился этот корабль в Индию, да так не вернулся; не вернулся никто и из его экипажа; и какая судьба постигла этого юнгу, никому не известно… Видно, нашел он себе могилу на дне океана. Мария-Бланш собралась в кармелитский монастырь, но накануне ее отъезда приснился ей странный сон: увидала она какую-то необыкновенной красоты принцессу, которая сказала ей, что отец ее за свои добрые дела и по молитве бретонцев будет спасен, но не ранее, как когда с могилы самоубийцы можно будет увидать часовню Мадонны, находящуюся на противоположном от нее склоне Замковой горы.