Уилл сел на скамью у стены. В зале было холодно, огонь в камине едва тлел. Перед его мысленным взором предстали двое мальчишек. Шевелюра одного из них была иссиня-черной, другого – серебристо-белой, напоминающей снег. Он, Уилл, учил Джема играть в экарте, предварительно стащив из гостиной колоду карт. В какой-то момент он начал проигрывать, чего никак не ожидал, и в расстроенных чувствах бросил карты в огонь.

– Ну уж так ты точно никогда не выиграешь, – расхохотался Джем.

– Иногда единственный путь к победе в том и заключается, чтобы сжечь все дотла, – ответил он ему тогда.

Уилл встал, подошел к мишени и выдернул из нее нож. Сжечь все дотла. Все тело болело. Несмотря на иратце, на коже по-прежнему оставались зеленоватые синяки и шрамы, полученные в Кадер-Идрисе. Шрамы теперь останутся навсегда. Они с Джемом сражались бок о бок… Жаль, что он не оценил это по достоинству, ведь это было в последний, в самый последний раз.

В дверном проеме появилась тень. Уилл поднял глаза… и чуть не выронил нож:

– Джем? Это ты, Джеймс?..

– А кто же еще?

Безмолвный брат вошел в комнату. Капюшон был откинут, и он встретился взглядом с Уиллом. Раньше Уилл всегда чувствовал приближение Джема, и тот факт, что Джем появился внезапно, отчетливо говорил о переменах, которые за эти дни произошли с его парабатаем.

«Он тебе больше не парабатай», – прошептал в глубине души тихий голос.

Джем бесшумно затворил дверь. Уилл не сдвинулся с места, ноги отказывались слушаться. Там, в Кадер-Идрисе, он испытал настоящий шок: его побратим был жив, но он был безвозвратно потерян для него.

– Но ведь ты приехал, чтобы повидаться с Тессой…

Джем окинул его долгим, спокойным взглядом. Глаза его теперь были не серебристые, а серо-черные, как аспидный сланец в прожилках обсидиана.

– Неужели ты думал, что я не воспользуюсь шансом поговорить с тобой?

– Не знаю. После битвы ты ушел, даже не попрощавшись…

Джем направился к окну, и Уилл напрягся. В движениях побратима теперь было что-то новое, странное и чужое, не имеющее ничего общего с грациозностью Сумеречных охотников.

Джем остановился.

– Как я мог с тобой попрощаться? – спросил он.

– Как все Сумеречные охотники. Ave atque vale. Здравствуй, брат, и навсегда прощай.

– Но ведь это слова посмертного прощания. Если я не ошибаюсь, их произнес Катулл над могилой брата. Multaspergentes et multaper aequora vectus advenio has miseras, f rater, ad inferias…

Эти строчки были хорошо известны Уиллу. Брат, через много племен, через много морей переехав, прибыл я скорбный свершить поминовенья обряд… Вот на могилу дары… их ты прими… и навек, брат мой, привет и прости![39]

– Ты знаешь стихотворения на латыни? – Он изумленно взглянул на Джема. – По-моему, ты всегда запоминал музыку, но не слова. Ладно, не бери в голову, это, по-видимому, на тебя повлияли ритуалы Братства. – Он подошел к Джему. – Твоя скрипка в музыкальной комнате. Не хочешь забрать ее с собой? Ведь она всегда была так дорога тебе.