— С чего начать?

— Начни с начала, — предложил Митрофаныч.

…Меня рвало очень долго. Казалось, больше уже нечем, но спазмы не прекращались. Когда, наконец, отпустило и я смог оглядеться, легче не стало.

Нещадно палило солнце. Раскаленный воздух сушил глотку. За спиной была стена света, а вокруг — сплошная песчаная гладь.

И с чего я взял, что, пройдя сквозь сияние в тайском парке, мы попадем в Бангкок? Только потому, что из этого света пришел кто-то из Бангкока? Не очень логично. Но отсутствие логики было заметно теперь, когда сверху жарило ядовитое солнце, а кругом была мертвая пустыня.

— Сережа, — позвала Звездочка, которой проход через стену тоже вычистил все внутренности. — Мы где?

— В Катманде, — огрызнулся я.

Идти было некуда. Здесь не было ничего, кроме песка и солнца. Ни единой точки, за которую мог бы зацепиться глаз. До самого бесконечно далекого горизонта.

Пот заливал глаза. Солнце выжимало из организма лишнюю влагу.

Я прикинул наши запасы воды. Нет, далеко мы не уйдем. Здесь ловить нечего. Следовало признать: моя затея провалилась с громким треском.

— Давай назад, — я мотнул головой на переливающуюся золотистым свечением стену.

Звездочка посмотрела на меня.

— Læa khun?[17] — добавила она, указывая на стену: — Сережа?

— И Сережа тоже, — устало кивнул я.

Звездочка косилась недоверчиво. Боится, что я ее брошу, что ли? Я тяжело вздохнул и первым вошел в стену. Свет сделался нестерпимым. Потом отступил. Я приготовился к новому приступу тошноты, но его не последовало.

Открыл глаза. Внутри похолодело. За спиной светилась стена света. Вокруг был песок. Жарило солнце. Мы не вернулись.

А ведь тот безумный тайский чувак, пришедший из места, где духи, говорил, что те, кто уходят в свет, назад не возвращаются.

Не возвращаются! Черт! И почему я такой умный и наблюдательный задним умом?

Я огляделся, чувствуя, как внутри поднимает хвост паника. Взгляд зацепился за крохотные фигурки, медленно двигающиеся по дальнему бархану.

— Сережа! — Звездочка тоже заметила их.

Караван! Верблюды, люди. Я с облегчением выдохнул и поспешил туда, где с обстоятельной неспешностью плыло сквозь пустыню наше спасение.

Бежать по песку было неудобно.

— Эй! Подождите! — заорал я, не надеясь, что меня поймут, просто чтобы привлечь внимание. — Мы здесь! Подождите нас!

Караван задрожал и с той же великолепной неспешностью растаял в воздухе.

Мираж. Я упал на обжигающий песок. Всё, крышка!

Подошла Звездочка, опустилась рядом на колени. Я повернулся.

— Надо-надо, — передразнил я ее зло. — Зачем ты за мной поперлась? Осталась бы там, была бы жива.

«Стоп, — резко оборвал я сам себя. — Прекратить истерику. Если есть вход, значит должен быть и выход. Надо только найти. Пусть даже для этого придется сутками ходить сквозь стену. Должен быть выход».

Я решительно поднялся и пошел обратно к свету.

— Идем, — позвал я Звезду, которая и без того шла следом.

Должен быть выход.

Именно тогда мне в голову пришла идея: нащупывать точки перехода, гуляя шаг за шагом по периметру стены.

Это потом, много времени спустя, я узнал, что червоточины чаще всего многослойны. Что за одной стеной, будет другая, а иногда и не одна. Как матрешки. Или круги на воде, расходящиеся от брошенного камешка.