А сразу вырваться, как показала практика, невозможно. Значит, я обречен изначально. И делать что-то так же глупо, как ничего не делать.

— Найн! Не туда! — снова шевельнулось где-то в голове. — Шаг ф сторона.

И какой в этом смысл?

Когда идешь прямо к цели и даже так не можешь ее достичь, зачем топтаться и приплясывать?

— Иногда, чтобы добраться до цели, стоит не переть напролом, а обойти, — голос был уже другой. Вроде бы тот же самый, но другой.

— Глупость, — не согласился я.

— Глупость — это ослиное упрямство, с которым ты не желаешь разглядеть очевидного. Если ты решил попасть в дом и для этого тебе нужно сделать один шаг, а сделать его оказывается невозможно, подумай. Может быть, стоит сделать несколько шагов в сторону и поискать дверь, а не долбиться лбом в стену на том лишь основании, что по расстоянию так короче? Ты видишь конечную цель, но не видишь пути.

— У меня нет конечной цели.

— Если ты не видишь цель, это не значит, что ее нет.

Голос звучал совсем иначе. И ничего близкого с тем голосом, что кричал из прошлого, у этого не было. Как я вообще мог услышать в них что-то общее?

— То, что ты говоришь — обыкновенная болтовня.

— А то, что ты делаешь — обыкновенная глупость.

— А я ничего не делаю, — огрызнулся я.

— А то, что ты не делаешь — обыкновенная слабость. Почувствовать себя беспомощным насекомым может не каждый. Умение чувствовать вызывает уважение. Стать беспомощным насекомым может всякий. И в этом нет никакой доблести.

Голос звучал отовсюду, как будто говорил сам свет.

— О чем ты говоришь?

— О тебе.

— Не понимаю.

— Ты увязаешь. Всю жизнь лезешь во что-то липкое и барахтаешься. В делах, в мечтах, в мыслях. Они у тебя как смола — ненужные, бестолковые и опасные. Тебе нужно подумать немного и обойти, а ты упираешься и залипаешь сильнее. Капля смолы не проблема, если ее обойти сразу. Проблемой она становится, когда вместо того, чтобы обойти ненужную тебе смолу, ты влезаешь в нее и самозабвенно застреваешь. А всего-то и нужно, что…

Сделать шаг в сторону.

Я оттолкнулся от света, перемещая тело на шаг.

— А смысл?

— Это же червоточина. Прошел сквозь свет — попал на другой слой. Сделал шаг в сторону — попал в точку перехода, прыгнул в другую червоточину. Уж ты-то должен это знать и понимать.

— Я понимаю.

— Тогда чего ты мне мозги полощешь? — поинтересовался недовольный голос совсем другим тембром.

И наступила темнота.

— По-моему, он очухался. — Голос звучал где-то рядом и был до боли знакомым.

Я обернулся на звук. Ну точно. Борян стоял в десятке шагов и с интересом меня разглядывал.

Черты лица его были резкими, взгляд — острым. Сейчас, более чем когда-либо, Борис походил на русскую борзую, оправдывая свою кличку.

С другой стороны маячил Олежка.

— Привет, — я помахал им рукой.

— Салют, — отозвался Олег.

Борис молча кивнул.

— Борян, а ты здесь как?

— Каком кверху, — сердито ответил Борзый.

— Не очень-то вежливо с твоей стороны…

— Еще заходи, — привычно перебил Борис. — «Как я здесь», «как я здесь»? Паршиво.

Олег поцокал языком, с немым укором смотрел на Борзого. Тот явно злился, но я, хоть убей, не понимал почему.