Взгляды членов корпуса, Атрея, Миранды Хейн и генерала Холмса были направлены на меня, а я смотрела только на Ли. Его покрытые кровью и пеплом серые глаза сверкали, Ли стоял прямо, а его волосы колыхал проносящийся над Крепостью ветер. Это был настоящий сын дракона.

Он ждал моего ответа, хотя это решение стоило ему всего, что только у него было. Мое горло сжалось, и я кивнула. Затем я заставила себя ответить громко, перебивая шум ветра:

– Да, я приму его.

Ли подошел ближе, взял медаль из моих рук и снова закрепил ее на моем плече. Когда он коснулся моей формы и его пальцы закрепили булавку на моей груди, я почувствовала свое учащенное дыхание и смотрела на него, когда мы вместе проходили через это. Несколько ударов сердца перенесли нас от одного порядка к другому. Медаль снова оказалась на моем плече, а Ли сделал шаг назад, прежде чем низко мне поклониться. Хотя его голос казался напряженным, он звучал твердо:

– Я приветствую тебя как своего командира и предлагаю тебе свою службу в качестве Альтернуса.

После Революции солдат продолжил жить тихой жизнью, вышел в отставку после военной службы и стал незаметным лицом в своем меняющемся городе. Он никогда никому не скажет о том, что когда-то он ослушался приказа своего командующего. Тогда он увел мальчика в коридор, и они пошли дальше. Возвращаясь к этому моменту, он часто пытался убедить себя в том, что это был правильный выбор. Этот выбор, правильным он был или нет, был определяющим.

Правда была в том, что он совсем не видел никакого выбора: он просто посмотрел на мальчика и увидел в нем не сына Повелителя драконов, а обычного ребенка.

Он залечил его раны, а затем отвел его в приют, подарив ему новое имя: Ли.

Спустившись на землю, я проводила Ли в лазарет и убедилась в том, что ему дали отдельную комнату. Он ничего у меня не спрашивал, но и не подтверждал мой выбор: казалось, с тех пор, как он спустился на Крепость, он перешел критическую точку и не мог говорить. Он молчал, когда медсестра обрабатывала его раны, пока я смывала с себя пепел и драконью кровь, в которой испачкалась, в тазике на другой стороне комнаты. Только после того как медсестра ушла и дверь за ней закрылась, я обняла его, и он наконец произнес:

– Атрей спрашивал, но я не могу… Нам надо вернуть тело.

– Я лично удостоверюсь в этом.

Но он не слышал меня, потому что понял, что сказал слово «тело», и этого было достаточно, чтобы он снова потерялся в собственных мыслях. Когда я обняла его крепче, мое сердце заболело от звуков страдания, которые он издавал, а другая часть меня, та самая, которая проснулась тогда, когда он закрепил медаль командующего флотом на моем плече, оставалась спокойной, как вода, и твердой, как сталь. Эта часть твердила только:

«Ты в безопасности».

Я держала его в объятиях, а потом, казалось, он израсходовал свои силы: я помогла ему выпить снотворное, которое медсестра оставила нам.

– Тебе нужно поспать. Я вернусь, когда ты проснешься.

Вернувшись в Обитель, я встретила Пауэра, бездельничающего на покрытом листвой дворе. Зимний воздух ерошил его волосы.