Лизи уронила газетную вырезку на книгу, боясь, что внезапный поток слёз растворит её точно так же, как слюна растворяет попавшую в рот сахарную вату. Она прижала ладони к глазам, подождала. Когда не осталось сомнений в том, что слёзы не потекут, вновь подняла вырезку и прочитала написанные Скоттом строки:
Нужно показать Лизи! Как она будет СМЕЯТЬСЯ. Но поймёт ли? (Наши изыскания говорят что — «да»)!
Он поставил большой, на обе строчки, восклицательный знак, вместо точки изобразил мордашку, «лыбу-улыбу», радостный символ 1970-х годов, как бы говоря: удачного тебе дня. И Лизи его поняла. Через восемнадцать лет, но что с того? Память относительна.
Очень дзен[12], кузнечик, мог бы сказать Скотт.
— Дзен, шмен. Я вот думаю, что поделывает сейчас Тони, вот о чём я думаю. Спаситель знаменитого Скотта Лэндона.
Она рассмеялась, и слёзы, которые ей ранее удавалось сдерживать, потекли по щёкам.
Теперь она повернула фотографию и прочитала вторую, более длинную запись:
18.8.88 Дорогой Скотт (если позволите)!
Я подумал, что вам будет интересно увидеть эту фотографию С. Антония («Тони») Эддингтона III, молодого студента-выпускника, который спас вам жизнь. У-Тенн, разумеется, по достоинству отметит его заслуги; мы также подумали, что и вы захотите связаться с ним. Его адрес Колдвью-авеню, 748, Нашвилл-Норд, Нашвилл, Теннесси 37235. Мистер Эддингтон, «бедный, но гордый», происходит из прекрасной семьи южного Теннесси и отличный студенческий поэт. Вы, разумеется, захотите его поблагодарить (и возможно, вознаградить), как сочтёте НУЖНЫМ.
С уважением, сэр, Роджер Т. Дэшмайл, ассистент профессора кафедры английского языка и литературы, университет Теннесси, Нашвилл.
Лизи прочитала записку раз, второй («Ты однажды, дважды, трижды леди, и я тебя люблю», — пропел бы в этот момент Скотт), всё ещё улыбаясь, но теперь в улыбке почувствовалось сначала удивление, а потом и осознание смысла прочитанного. Роджер Дэшмайл, возможно, не знал, что в действительности произошло, как и коп кампуса. А сие означало, что только два человека во всём огромном мире знали правду о том дне: Лизи Лэндон и Тони Эддингтон, тот самый парень, который должен был записать «всё это» для ежегодника «Обзор событий». Вполне возможно, что даже сам «Тонех» так и не понял, что же произошло после того, как серебряная лопатка вонзилась в землю и отбросила первую порцию грунта. Может, у него случился вызванный страхом провал в памяти. Обратите внимание: он действительно мог верить, что спас Скотта Лэндона от смерти.
Нет. Она так не думала. Подумала она о другом: эта вырезка и записка Дэшмайла были мелкой местью Скотту за… за что?
За то, что он был всего лишь вежлив? За то, что смотрел на Monsieur de Literature[13] Дэшмайла и не видел его?
За то, что был богатым, фонтанирующим идеями сукиным сыном, который собирался получить пятнадцать тысяч долларов за один день непыльной работы: сказать несколько тёплых слов да отбросить лопату земли? Предварительно взрыхлённой земли.
За всё это. И за многое другое. Дэшмайл, по мнению Лизи, верил, что в более справедливом, более честном мире их позиции поменялись бы; там на нём, Роджере Дэшмайле, фокусировался бы интеллектуальный интерес, его бы обожали студенты, тогда как Скотт Лэндон (не упоминая уже про маленькую мышку-жену, ради которой никто бы и не пёрнул, даже если бы от этого зависела её жизнь) был бы среди тех, кто гнёт спину на виноградниках кампуса, всегда ищет расположения власть имущих, держит нос по ветру кафедральной политики, пресмыкается ради повышения жалованья, — Как бы то ни было, он не любил Скотта, и это — его месть, — сообщила Лизи пустым, залитым солнечным светом комнатам над длинным амбаром. — Это… вырезка, отравленная пером.