А затем стал собирать камни. Хорошие, размером с кулак. Он складывал их в кучку, как снежки.
– Ты почти ничего не съела, – сказала Рози.
– Это ты ешь, сохраняй силы, – сказала мать. – Я поела немного сыра. Мне достаточно.
В холодильне было холодно и темно. И темнота была не той, с какой свыкается глаз. Полное отсутствие света. Рози обошла холодильню по периметру, ее пальцы в поисках чего-то, что могло бы пригодиться, прошлись по побелке, камню и потрескавшимся кирпичам, – но ничего не нашли.
– А ты ведь ела нормально, – сказала Рози. – Когда папа был жив.
– Твой отец, – сказала мать, – тоже ел. И к чему это его привело? Сердечный приступ в пятьдесят один год. Что ж это за мир такой?
– Но он любил свою стряпню.
– Он все любил, – горько ответила мать. – Он любил еду, любил людей, любил свою дочь. Любил готовить. Любил меня. И что получил в итоге? Раннюю могилу. Нельзя любить все подряд, я тебе говорила.
– Да, – сказала Рози. – Кажется, говорила.
Она пошла на голос матери, вытянув вперед руку, чтобы не удариться лицом об одну из свисающих в центре помещения металлических цепей. Нащупав костлявое материнское плечо, обняла мать.
– Мне не страшно, – сказала Рози в темноту.
– Значит, ты свихнулась, – сказала миссис Ной.
Рози отпустила мать и вернулась в центр помещения. Вдруг что-то заскрипело. С потолка посыпались пыль и штукатурка.
– Рози! Что ты делаешь? – спросила мать.
– Раскачиваюсь на цепи.
– Осторожней. Если цепь сорвется, ты и пикнуть не успеешь, как окажешься на полу с проломленной головой.
Дочь не ответила.
– Я же говорила, ты свихнулась, – сказала миссис Ной.
– Нет. Вовсе нет. Просто мне больше не страшно.
В доме наверху хлопнула входная дверь.
– Синяя Борода вернулся, – сказала мать Рози.
– Я знаю. Я слышала, – сказала Рози. – Мне все равно не страшно.
Люди продолжали похлопывать Толстяка Чарли по плечу и угощать его коктейлем с зонтиками: кроме того, он собрал уже пять визиток от людей из мира музыки, которые приехали на остров ради фестиваля.
Все в зале ему улыбались. А он, обнимая Дейзи, чувствовал, как она дрожит.
– Ты просто полоумный, знаешь? – шепнула она ему на ухо.
– Но ведь сработало!
Она взглянула на него:
– А ты совсем не прост!
– Да ладно, – сказал он. – Это еще не все.
И направился к метрдотелю.
– Простите. Здесь была дама. Когда я пел. Она зашла, налила в чашку кофе из кофейника, у бара. Куда она ушла?
Метрдотель моргнула и пожала плечами.
– Не знаю.
– Конечно знаете, – сказал Толстяк Чарли. Он чувствовал себя уверенным и умным. Он не сомневался, что вскоре все пойдет по-прежнему, но только что он спел песню на публике, и ему понравилось. Он сделал это, чтобы спасти жизнь Дейзи и свою – и ему удалось и то, и другое.
– Давайте выйдем отсюда.
Дело было в песне. Пока он пел, все прояснилось. И оставалось ясным. Он направился в вестибюль, а Дейзи и метрдотель шли за ним.
– Как вас зовут? – спросил он метрдотеля.
– Кларисса.
– Привет, Кларисса. А фамилия у вас какая?
– Чарли, нам ведь нужно позвонить в полицию! – напомнила Дейзи.
– Минутку. Кларисса, а дальше?