— Мама, хватит! — что было сил выкрикнул Костя и для верности шарахнул кулаком по столу. — Я сам разберусь!

— Ага, разберётся он, как же! Все мозги тебе эта потаскуха малолетняя запудрила! — в тон сыну возразила Светлана Изверговна.

Если к «пигалице» и «вертихвостке» я уже как-то привыкла, то «потаскуха малолетняя» — это уже непростительное оскорбление.

Я оттолкнула свекровь с кухонного прохода и выскочила вон.

— Наташа, стой! — крикнул мне Костя, но догонять не побежал. Не в том он состоянии, чтобы ловко лавировать по коридорам. И к лучшему.

«Довольно с меня этой семейки. Все беды у них, видите ли, из-за меня… — ворчала я про себя, глотая слёзы по дороге домой. — Ноги моей в их доме больше не будет!»

Последнее обещание, конечно, слишком громкое, но я уж постараюсь его сдержать, ради своего же блага.

— Наташа! Наташа! — окликнули меня.

Сначала я хотела сделать вид, что не слышу и вообще я — не я, но уж больно знакомый и родной был голос.

Я обернулась.

— Наташенька, милая, кто опять довёл тебя до слёз? — подошла ко мне Елена Николаевна.

— Све… Све… — в общем, что-то заела моя говорилка от стресса.

— Опять с Костиной мамой поцапались? — догадалась мудрая женщина.

— Угу, — кивнула я.

— Идём к нам, за чаем всё расскажешь.

Так и вышло. Как только моё горло смочилось ароматным цветочным чаем, говорилка открылась и говорила, говорила без умолку, пока не выдала Елене Николаевне всё как на духу.

— Светку я, хоть убейте, не понимаю… — вздохнула моя благодарная слушательница. — Досталась её сыну жена с золотым сердцем, так нет же, всюду надо влезть со своей критикой!

Это я сейчас не поняла… Она про меня что ли?

Увы, вовсе у меня не золотое сердце, а самое обыкновенное. Мясное. Или как там его называют?

Как ни странно, Елена Николаевна встала на защиту Кости.

— В общем, я решила держаться от этой семейки подальше, — сообщила я собеседнице.

— Возможно, вам с Костей просто нужно время, чтобы помириться.

— Да не собираюсь я с ним мириться! — воскликнула я. — Он меня бросил в тот самый момент, когда был так нужен мне. Этого я ему никогда не забуду.

— Но ты же знаешь, почему он так поступил?

— Знаю. Потому что струхнул, что я могу остаться на всю жизнь инвалидом на его шее. Историю вот придумал про злой рок…

Елена Николаевна покачала головой.

— Нет, Наташа. Он так поступил, потому что боится, что его бредовые домыслы правдивы и с тобой может случиться что-то плохое. Да, он перенервничал. Мы тут, знаешь ли, все с ума сходили. Пока ты была в коме, Костя каждый день дежурил у тебя в палате, вызвал из Москвы высококлассного хирурга, чтобы тот прооперировал тебя, — поведала Елена Николаевна. — Это всё потому что он тебя любит. А ты его?

— Я уже не знаю, — пожала я плечами. — После того, как он поступил со мной, язык не поворачивается говорить о любви.

— О, девочка моя… — Елена Николаевна по-матерински обняла меня. — А ты представь, каково Косте. Он же во всём винит себя.

— Это, конечно, да. Чувство вины и всё такое… — ответила я. — Но по большому счёту всё верно: в том, что ещё до аварии наша семейная жизнь летела к чертям, во многом виноват он.