В грохоте пальбы и свисте пуль Саймон услышал рык мужчины и крик женщины:

– Эш!

Крепко обнявшись, Корнелиус с Саймоном тяжело приземлились на решетку пожарной лестницы, Корнелиус на спину, а Саймон, ослабив захват, сверху.

От удара пистолет выбило из руки Корнелиуса. Саймон видел, как оружие упало на асфальт.

И снова закричала женщина, в ее крике слышалась боль:

– Эш! Нет!

Веки у Саймона задрожали. Во рту появился медный привкус, он понял, что это кровь. Ему удалось скатиться с Корнелиуса. Саймон попытался заговорить. Хотел сказать Корнелиусу, чтобы тот бежал, что в рыжеволосую женщину он не попал и она скоро будет рядом.

Но он не мог выговорить ни слова.

Он молча смотрел на Корнелиуса. Корнелиус мотал головой.

Нет, он не уйдет.

Все это – от того момента, когда Рокко повернул дверную ручку, и до этого мгновения – заняло меньше пяти секунд.

Из комнаты донесся дикий, гортанный женский вопль.

И теперь, даже в этом состоянии, ощущая, как жизненные силы покидают его, Саймон понял, что женщина приближается к ним.

«Уходи», – снова попытался сказать он Корнелиусу.

Но тот не уходил.

Саймон видел, как эта рыжеволосая подходит к окну. С пистолетом в руке.

И опять – выбора нет.

Собрав последние остатки сил и используя эффект неожиданности, Саймон толкнул Корнелиуса на пожарную лестницу.

Корнелиус закувыркался по ступенькам вниз: голова – ноги, голова – ноги, словно выполняя полное сальто.

Наверное, ему очень больно, подумал Саймон. Он может переломать себе руки или ноги.

Но вероятно, он не умрет.

Все, теперь ничего не осталось. Саймон знал это. Он слышал вой приближающихся сирен, но уже слишком поздно. Он опрокинулся на спину и увидел перед собой зеленые глаза молодой женщины. У него еще блеснул лучик надежды на то, что в них будет хоть капля милосердия или нерешительность, но как только он заглянул в эти глаза, последняя надежда погасла.

Она убьет его. Причем с удовольствием.

Она по пояс высунулась из окна. Прицелилась ему в голову.

А потом вдруг пропала.

Кто-то подошел к ней сзади и вытолкнул из окна. Послышался вопль, а за ним тошнотворный шлепок, когда тело ее приземлилось на асфальт.

Саймон поднял голову и увидел другую женщину, старушку в странной серой униформе с красными полосками. Она озабоченно окинула его взглядом, торопливо выскочила на площадку пожарной лестницы и засуетилась вокруг него, стараясь остановить кровь.

– Все кончено, – сказала она.

Он хотел спросить, кто она, знает ли она Пейдж, что-то еще, но во рту у него было слишком много крови. Тело ослабело, обмякло, глаза закатились. Он чувствовал, что погружается во тьму, но какое-то время еще слышал звуки сирен.

«Наши дети теперь в безопасности».

А потом все исчезло.

Прошел месяц.

Раненому Саймону потребовались три операции, восемнадцать дней лечения в той же больнице, где лежала Ингрид, несколько капельниц с морфием и две недели (по сей день) физиотерапии. Он перенес много боли, травмы были серьезные, и, возможно, – странная параллель с Еленой Рамирес – до конца своих дней он будет прихрамывать или даже ходить с тростью, но раны оказались не смертельными.