– Мой отец был мотом, – сообщил он после продолжительного молчания. – Ты знала об этом, Джулия? Скорее всего, нет. Дети обычно не знают таких вещей, а в семьях не склонны говорить об этом. Даже я узнал про это только после его смерти. Он был жизнерадостным, очаровательным, спортивным – и посвящал все время игре и женщинам. Этот портрет никого не напоминает тебе? Он оставил после себя многократно перезаложенное имение, и, казалось, не было возможности спасти его и вдову, ожесточившуюся и озабоченную будущим своих детей. Особенно сына, который удивительно напоминал отца – как внешне, так и характером.

Джулия закрыла глаза и уткнулась лбом в колени. Она не была уверена, что ей хотелось слушать это. Но она не могла остановить его. И промолчала.

– Хотя я был очень молод, я оценил ситуацию. Я понимал, что только я стоял между разорением, с одной стороны, и матерью и сестрой – с другой. Больше чем разорением в случае с мамой. Ее гибелью. Она кажется сильной личностью, не так ли? Она может быть резкой и своевольной. Но после смерти отца она была на грани нервного срыва. Я вернул ей душевное равновесие, как она говорила мне, не понимая, какую тяжелую ношу возложила на плечи мальчика. Видишь ли, она безумно любит меня и Камиллу. Многие годы мы были единственным, что составляло смысл ее жизни.

«А я ненавидела тебя, Дэниел». Джулия вспомнила, как произнесла эти слова некоторое время назад. О, ее проклятый язык! Лучше бы ей промолчать.

– Итак, я учился, – продолжил граф. – Не только в школе. Я учился тому, как быть виконтом, как управлять имением на грани его разорения и как быть главой семьи. Я научился быть мужчиной, на которого могут положиться женщины. Ты же понимаешь, что женщины – наиболее беспомощные члены нашего общества. И не из-за их слабостей и ошибок, а потому, что они находятся во власти мужчин – физически, экономически и во всем другом. А мужчины могут оказаться подлецами.

Он смотрел в небо, и Джулия подумала, что он, должно быть, о ней забыл. Но ей и в голову не пришло пошевелиться или спуститься на землю.

– Да, ты права, Джулия, – наконец произнес он. – Я был молод. Единственный способ, каким я мог приноровиться к требованиям жизни, – это пожертвовать всем, что могло отвлечь меня от моей цели и повредить моей матери и сестре. Да, ты всегда была эпицентром моего гнева в большей степени, чем кто-то другой.

– Почему? – наконец заговорила она.

– Не знаю. – Он убрал руку из-под головы и прикрыл ею глаза. – Возможно, потому, что ты была более беспомощной, чем большинство женщин, в большей степени зависела от мужчин. Кроме того, ты была сиротой, без приданого, хотя я верил, что дядя обеспечит тебя. Его завещание было жестоким жестом по отношению к тебе.

– Он ничего не был мне должен. Я отвергла всех джентльменов, проявивших ко мне интерес во время лондонского сезона, который финансировал дедушка. И всех молодых людей, которых он привозил сюда для меня. Он хотел, чтобы я была устроена до его смерти.

– И возможно, сейчас ты на пути к собственной гибели. Единственная надежда для девушки в твоем положении – это жить согласно установленным правилам, а ты пренебрегаешь ими.