– Та больный вин, ще диты, онукы… у нас – ртив повэн двир. Кормыты, ликуваты… – затараторила на своем уродливом суржике.

– Правильно, правильно – умирают пусть другие. Даже брат родной, герой и гордость Республики, за вас всех погибнув, и тот – слезинки не удосужился… Ничего, придут твои щиры хохлы, вспорют на ваших глазах твоим "онукам" брюшины, да навернув кишки на шею, утопят, как дрысливых котят в дворовом нужнике. Вот тогда вспомните, вечно заклопотанные вы наши, про общий долг и трижды проклянете свою "ридну хату край села"… – она попыталась что-то возразить… – Иди, мать иди… по-добру, по-здорову… пока я не сорвал на твоей хребтине всего, что накипело. Да! – крикнул я спешно засеменившей прочь фигурке… – Ребят моих покорми. Пожалуются на твое гостеприимство – вешайтесь всем своим гнусным выблядком!

– Зачем ты с ней так? – укоризненно начал было Кобеняка.

– Василь Степаныч, дорогой, за могилками присмотри, а? С тротилом разберись – до вечера тут ковыряться, что ли?!

К концу дня в отрезанном с обеих сторон чужими захоронениями проходе, взрывая, долбя ломами и кирками окаменевшую глину, согреваясь костром и местным самогоном, вырубили две могилы. В разрушенных и брошенных домах нашли подходящие по размерам шкафы-пальчики.

Обмытый в санчасти Дед сурово лег в открытом дубовом корпусе – будем закапывать, сверху дверь филенчатую положим, чтобы землей – не на лицо… Голый пришел, в простыне и саване палатки – уходишь. Ведь, наверняка, Старый, у тебя за столько лет службы – вся грудь в крестах. Ничего, на том свете – твой труд и твою жертву оценят.

У небольшого Ярусова вообще получился сказочный гроб. Низ тела просунули в освобожденную от ящиков полость, а с середины корпуса оказалась дверца из светлого матового ореха с хитрым переливчатым стеклом. Пацаненка немного раскрыли от брезента, чтобы было видно лицо. У ног поставили кастрюльку с парящими, только что приготовленной хозяйкой котлетками. По утверждению Гридницкого, Руслан мечась в смертном жару, – просил у матери котлет. Вот – Лёха, вместо мамки сегодня у тебя, братишка…

Осталось дождаться батюшку. За ним еще час назад Юрка поехал.

Привез из Красного Луча, ближе никто не согласился. Да и понятно – поди, брось приход в такое время. Какие церкви уцелели – все крошечные, поселковые, а то и вовсе времянки в домах.

Отца Александра, от греха подальше, привезли на бэтэре. Вова Стародумов прихватил из храма пачку свечей. Раздали всем, зажгли. Приехавший вместе со священником молоденький парнишка с узнаваемыми признаками ДЦП, надел на наших усопших погребальные венчики, а в руки каждому вложил по иконке Богородицы. Началось отпевание. Батюшка спросив "где родня?" и получив утвердительный ответ, что наш отряд и есть самые близкие родственники "за веру и Отечество во брани живот свой положивших" мужиков – честно отчитал службу на лютом морозе.

По устоявшемуся обычаю каждый кинул в гробы по жменьке патронов.

Рубанули прощальный салют со всех стволов.

Батюшке дали два короба сухпая и отвезли назад.

Сестра так и не пришла.