- Боги требуют жертв.

- Но боги также хотят, чтобы благородная кровь слилась с кровью еще более благородной. Поэтому они оберегают тебя, поэтому они хранят соколицу.

- Я не оставлю отца, хотя бы ко мне сватался сам Управда.

- Управда - христианин, а значит, разбойник. Поэтому у него в женах потаскуха, поэтому у него был Хильбудий, поразивший столько достойных славинов. Если б посватался к тебе славный герой, сын гордого племени, которого боится Управда, если б сказал этот герой: "Мне жаль племя Сваруново, приди, Любиница, пусть от тебя пойдет новый род, еще более славный", - что б ты ответила, Любиница?

- Я сказала бы: ты славный герой, сын гордого племени, только Любиница, дочь Сваруна, не любит тебя. Ее сердце выбрало другого.

Глаза гунна засверкали, он стиснул челюсти и схватился руками за стол, чтоб не вскочить и не кинуться на нее.

- Сердце выбрало другого! - хрипло повторил он. - И ты сказала, что останешься с отцом?

- Да, останусь. Поэтому сердце так и выбрало.

Она повернулась и вышла, дрожа всем телом. Черные ногти Тунюша, словно ястребиные когти, вонзились в доску.

"Помоги мне, Девана! Чего он хочет от меня? Зачем произносит такие слова? Что он думает делать?" Ужас охватил девушку.

Тунюш остался сидеть. Он судорожно обхватил кленовую доску, ногти, вонзившиеся в дерево, посинели. Его душил гнев, он хрипел, не в силах произнести ни слова.

- Ее сердце... уже... выбрало другого, - медленно наконец выдавил он сквозь зубы, еле шевеля толстыми, опаленными вином губами. Звериный затылок его склонился, угловатая голова опустилась, и плоский лоб стукнулся о стол. Когда гунну надо было что-то обдумать, он всегда ложился на землю лицом вниз.

Постепенно буря утихла в разъяренной груди.

"Ее сердце выбрало другого. Пусть! Знай я, кто он, я пронзил бы его копьем, клянусь тенью Аттилы; задушил бы его, как паршивого ягненка, чтоб он не портил стада! Но отчего, отчего я схожу с ума? Из-за этой девчонки, которую увидел тогда на Дунае и которая мне приглянулась? Ха, она почувствовала мою любовь, я хорошо это видел. И она боится меня, бежит и дрожит передо мной. Погоди, ласка! Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Тунюш здесь хозяин!"

Эти мысли испугался его самого. Он поднял голову и оперся на широкую мозолистую ладонь.

"По-плохому? Нет, не смогу. Может она колдунья, околдовала меня, лишила мужества, связала руки?"

Гунн испугался.

"Прочь отсюда, прочь! Кровью упьюсь, вволю наиграюсь, столкнув славинов с антами, расплачусь за нее. Чтоб из-за девки хныкал Тунюш? Прочь отсюда!"

Своим тяжелым кулаком он так ударил по столу, что деревянная дощечка вместе с костью отлетела в огонь. Он схватил сосуд и жадно припал к нему, вино потекло по подбородку. Опустошив сосуд, он с силой припечатал его к столу, тот разлетелся вдребезги.

- Коня! - прорычал он рабу во дворе.

Одним прыжком вскочил на коня и вылетел на вал к Сваруну, к которому жалась Любиница.

- Приветствую тебя, Сварун! Тунюш благодарит тебя за обед и еще раз советует: ударьте на антов и уничтожьте предателей!