Исток поднялся на стену и прислушался. С северо-запада доносился сильный шум, словно приближалась перепуганная толпа. Он приложил ладони к ушам. Беспокойство его возрастало.

- Это кричат славины! Это наше войско! Что произошло? Почему они идут?

Встревоженный, он спустился вниз, вскочил на коня, и славины без лишних слов помчались за ним следом.

Виленец пришел в ужас.

"Что случилось? Может, славины решили напасть на них? Или это вархуны? Почему ускакал Исток? Может быть, это ловушка?" Сомнения стиснули грудь, страх лишил разума, он перестал верить славинам. Но что делать? Бежать? Далеко не уйдешь. Виленец созвал своих мужей. Анты совещались, обсуждали, призвали волхва, время шло, а они оставались в растерянности и тревоге.

Занималась заря.

И тут в степи засверкали доспехи: возвращался Исток с частью своих воинов.

- Проклятие Византии! - произнес он, въезжая в Туррис. Анты растерянно смотрели на взмыленного Сварунича, глаза которого метали молнии. - Византия подняла против нас герулов. Проклятие! Они напали на наше войско, отняли добычу, освободили пленных ромеев и обратили в бегство славинов! Проклятие!

- Смерть им, смерть! - кричали славины.

- Отмщение! - ревел взбешенный Сварунич. - За дело, братья! На Византию!

Пламя мести сильнее вспыхнуло в душах антов. Сидя на конях, они повторили клятву и разъехались, чтоб повсюду рассказать о мире, заключенном между братьями, призвать к мести обитателей даже самых дальних уголков славинской и антской земли.

Исток ярился больше на соплеменников, чем на герулов.

- Орда, пьяная орда, они совсем потеряли голову, потому их и разбили! Бараны, я железной рукой поведу вас к победам! Клянусь богами, так будет!

22

Спустя несколько недель земля вокруг разрушенной крепости Хильбудия на правом берегу Дуная заполнили славинские и антские воины. День и ночь реку пересекали плоты с людьми, лошадьми, скотом и припасами. Весть о мире и о великом совместном походе братских племен на страну ромеев вызывала волны восторга. Ненависть и гнев, разжигаемые коварными происками гуннов и Византии, угасали. С душ упал тяжкий груз, люди вздохнули свободнее, и насильственно подавленная любовь вспыхнула жарким пламенем. С трудом удавалось старейшинам оставлять часть людей дома, чтоб они смотрели за скотом, охраняли женщин и детей. Старики, которые уже много лет не препоясывались ремнями, словно помолодев, принялись острить боевые топоры, чистить мечи и препоясываться ими. Девушки отложили веретена, бросили овец и, вооружившись колчаном и луком, с песней отправились вместе с юношами на войну. За Дунаем в условленном месте встречались славинские и антские старейшины, протягивали друг другу руки, соседи, некогда добрые друзья, а в недавнем времени - смертельные враги. Они обменивались плащами, одаривали друг друга разукрашенными стрелами, приглашали на трапезы, угощали медом и клялись богами и тенями пращуров хранить вечное согласие. Славинские юноши влюблялись в антских девушек, каждый день справлялись свадьбы, в лагере шло сплошное пиршество - торжественный праздник примирения. Ведуньи прорицали будущее молодым супругам, волхвы с утра до ночи приносили щедрые жертвы во славу братской дружбы. Последним через Дунай переправился Исток. Четыреста бронированных всадников, вооруженных по византийскому образцу, следовало за ним.