- Идите к Управде и скажите ему, что скоро мы придем в гости. Пусть готовит угощение, потому что дорога дальняя, а мы будем голодные!

Под всеобщий хохот униженные завоеватели выбрались из Турриса и помчались на юг.

Сразу же после этого вождя и старейшины антов и славинов собрались на совет и решили сообща ударить на Византию. Избранным мужам было поручено спешно обойти племена и призвать людей к отмщению.

Потом начался пир; пировали весь день: лили в огонь мед, чтоб умилостивить Морану, клялись Перуном люто отомстить Византии, давали клятвы горным и водным вилам, что никогда больше не будет распри между братьями и они не сменят боевой топор на плуг до тех пор, пока не освободят исконные земли предков - вплоть до самого Гема. В промежутках между клятвами и посулами одноглазый волхв прорицал грядущие чудеса, о которых он узнал по потрохам закланных ягнят и баранов.

Дважды и трижды рассказывали славины антам о том, как они опустошили Мезию, какую взяли добычу, как уничтожили Тунюша и разбили гуннов; только глубоко заполночь лагерь затих, у костра остались лишь Исток и Виленец.

Сварунич и прежде не сомневался, что сумеет убедить антов в предательстве и коварстве византийцев. Однако такого успеха не ожидал даже он. Кровь кипела в его жилах; ни разу до сих пор не пил он столько меду, как в этот вечер. Цели, к которым он стремился - Ирина и поход на юг, недавно выглядевшие двумя мерцающими звездочками в неоглядной дали, вдруг оказались совсем близкими. Мечты его осуществлялись, тоска затихала, лишь сердце трепетало от страха - не слишком ли боги к нему благосклонны. Правда, он не забывал, что нужно еще уговориться с антами о направлении похода. Он намеревался сперва идти на Топер, а оттуда за Ириной. Купаясь в волнах счастья, неожиданно подхвативших его, он с такой силой и искренностью стремился к любимой, что вряд ли бы смог вести войско, не обняв и не прижав ее к груди.

Он рассказал Виленцу о своем плане, о том, как опасен для них мог быть префект Рустик, окажись он у них в тылу; в конце концов ему удалось убедить антов в том, что единственно разумным и правильным было бы разгромить сперва византийское гнездо, а потом вдоль берега пойти к длинным константинопольским стенам. Виленец не прекословил. С той же силой, с какой раньше он ненавидел молодого славина, теперь он полюбил его и без конца повторял:

- Святовит избрал тебя, Исток! Исток! Исток - освободитель народа! Мститель за наших отцов!

Воины беззаботно храпели, и только Ярожир позаботился об охране. Пятерых самых трезвых воинов поставил он на стены. И смотри-ка! - в полночь раздался сигнал. Сонные, хмельные воины в суматохе искали шлемы и мечи, испуганные пастухи гнали из степи коней.

Исток еще не спал. Прозвучал его голос, сон покинул славинских воинов, все немедленно пришли в себя. Зазвенели поводья, в мгновенье ока были натянуты доспехи, и всадники молниеносно взлетели в седла. Изумленный таким порядком, Виленец не мог вымолвить ни слова - анты бегали, суетились, собрать их вместе никак не удавалось.