Через Мирский хребет караван шел целых двадцать дней. В месте выхода на Мирскую тропу, на берегу Подьемного ручья, Ерофей поставил сторожевую заставу. Что бы застава была постоянной, гвардейцы сразу начали валить лес, чтобы на берегу ручья поставить острог.

Переход хребта оказался самой трудной счастью нашего перехода. В иные дни через хребет удавалось провести не больше двух десятков людей. Чуть ли не через день шли кратковременные дожди, часто налетал сильный порывистый ветер, особенно на гребне хребта. Несколько раз, откуда ни возьмись, налетал снег. А вот скотина наша прошла чуть ли не бегом, без каких-либо проблем.

Выходя на Мирскую тропу люди останавливались еще на один привал, последний перед тридцатикилометровым маршем к реке Ус. Гвардейцы Ерофея за несколько дней расчистили большую плошадку для будущего острога и продходящие партии свободно останавливались на привал на этой площадке. Все понимали, что цель нашего похода близка и у людей сразу повышалось настроение. Но все это я узнал позже из рассказов других.

На Мирскую тропу мы вышли поздним вечером 25 июня 1776 года и встали на привал перед последним броском в долину. Настроение всех было радостное и приподнятое. Мужики и гвардейцы нашего отряда расспрашивали меня об Усинской долине. В итоге я всю ночь не спал. И не только из-за расспросов о долине. На душе у меня была просто буря. Еще несколько часов и я вновь увижу ставшие мне родными места. Но там дикая, первозданная природа, нет никого и ничего. Возможно, что там сейчас нет ни одной человеческой души. И уже завтра мне надо будет начать там строить новый мир.

На рассвете мы тронулись в дальнейший путь. Километров через двадцать пять-тридцать мы должны достигнуть долины, а еще через километров пять и реки Ус.

Около полудня мы достигли долины. Мрачная темнохвойная тайга, в которой преобладали кедры, голые стволы которых как колонны античных храмов уходили на большую высоту и там перекрывали кроной небо, постепенно сменилась светлохвойной тайгой. Несколько раз тропа переходила с берега на берег. Броды были не глубокими и мы без труда их преодолевали. В узких долинах ручьев, впадающих в Мирскую рек, появлялись пихты и ели. По старым пожарищам, по площадям ветрового повала к ним примешивались березы и осины.

И вот в полдень воскресения, 26 июня 1776 года, я со своими людьми выехал из леса на берег реки Ус.

Выходя на равнину Мирская река распадалась на несколько рукавов, которые поочередно впадали в Ус. Справа и слева от покрытой густым хвойным лесом треугольной поймы реки Мирской были большие участки поймы Уса, покрытые лиственными лесами.

Стоя на берегу Уса, мы смотрели на множество островов, плоских и низких, покрытых ельниками и осинником, березой и черемухой, ольхой и лиственницей, которые омывались рукавами реки, на которые Ус разбивался в котловине.

Долина Уса на противоположном левом берегу была шире, там были большие участки злаково-разнотравных степей, на окраинах которые в предгорьях Куртушибинского хребта были лиственнично-берёзовыелесостепи и огромные сосновые массивы. Где-то там, в этих предгорьях проходила и казачья пограничная тропа. И везде в лесах много кедров, местами кедры были сплошными массивами.