Преподаватель, нарушая все правила, открыл мою экзаменационную работу, прочитал, хмыкая, и отложил в сторону. Хороший или плохой знак? А вот хрен его знает. Точно так же на мою легла работа и Ланского. И все. Остальные работы по мере сдачи ложились в другую стопку. Вошел седовласый профессор, похожий на Эйнштейна, отличавшийся от него только крупными сизыми венами на носу, бухает, наверное, как большинство преподов, уж в этой среде я вращался, даже бывший родственник деканом был. Экзаменатор с ним пообщался, показав две работы, профессор поискал нас взглядом, и что-то сказал тому на ухо в ответ. Мне эти перешептывания категорически не понравились.

– Господа, экзамен закончен. Сдавайте работы!

Я только поднялся со своего места – ну раз два часа позора закончены, можно и домой идти…

– Номера пять и двадцать четыре остаются!

Оба! Я вздрогнул, так же, как и Ланской. Мой номер пять, его двадцать четыре, наверное. Ну что еще там?

Дождавшись, пока остальные претенденты вышли, профессор взял быка за рога.

– Я просмотрел ваши работы, господа, и они оказались верными, – глаза профессора грозно заблестели за стеклами очков. – А, следовательно, нам требуется выбрать из вас лучшего.

Да ни хрена не так, звиздишь, профессура. Ты сейчас думаешь, что мы оба каким-то способом получили экзаменационные задания до, и пришли с готовыми ответами. Ну, можете проверять до посинения, господа.

– Поэтому мы вам сейчас устроим маленький опрос и дадим легкую задачку.

Я с удовольствием наблюдал, как сдулся княжич. Никак не ожидал он, как в песне про кузнечика, такого вот конца. Большого и красного.

– Я все честно сдал, и вообще я…

– Вы, господин хороший, номер двадцать четыре, – прервал его профессор. – А хозяин здесь я. Раз вы такой умный, то садитесь, будем беседовать.

Ну, понеслось. Княжич сдулся после третьего вопроса. Было видно, как он поплыл.

– Все, – хлопнул ладонью по столу профессор. – Вот вам задача, решаете – и свободны.

На княжича стало страшно смотреть. Он взял дрожащей рукой листок с задачей так, как будто это был его смертный приговор.

– Номер пятый, вы готовы?

– Смотря к чему, – я встал из-за стола, и подойдя к учительскому столу, сел за парту перед ним.

Вот тут началось уже серьезно. Вопросы шли по нарастающей, седьмой, восьмой, девятый, десятый классы… Я писал, объяснял, рисовал… Ну хватит, профессор, только повторения первого курса не хватает. Хотя хрен с тобой, давай по диффурам и интегралам пройдемся, хотя я терпеть эту байду не могу.

Нет, профессор видимо поймал себя на этой мысли и остановился.

– У вас большие познания, удивлен, – теперь его взгляд смягчился, это было видно даже через стекла очков. – Любитель математики?

– Да, в некотором роде, – ответил я, скромно опустив названия всех математик, изученных когда-то в вузе.

– Вот вам задача, – он протянул мне листок. Жжошь, дядя, это уже десятый класс.

– А решаем мы ее так, – я не отходя от кассы, начал объяснять, параллельно производя вычисления.

Профессор довольно кивал, угукал, жадно смотря на листок.

– Все, номер пятый, достаточно, – он убрал листок с задачей внутрь свернутой экзаменационной работы, достал старомодный красный карандаш, вывел на первом листе «Отл», два плюса, и поставил восклицательный знак. – Вы не хотели бы в дальнейшем посвятить свою жизнь математике, молодой человек?