с) Затем от этой коллизии субъективных воль совершается переход к третьему моменту, к моменту убеждения, которое есть внутреннее желание законов, не только обычай, но убеждение в том, что законы и государственный строй вообще твердо установлены и что высшая обязанность индивидуумов заключается в том, чтобы подчинять им свои единичные воли. Могут существовать различные мнения и воззрения относительно законов, государственного строя, управления, но убеждение должно быть таково, что все эти мнения имеют второстепенное значение и что от них следует отказываться, когда дело идет о субстанциальной основе государства; что нет ничего выше и святее, чем государственный образ мыслей, или что, хотя религия выше и является более святой, но в ней не содержится ничего такого, что отличалось бы от государственного строя или было бы противоположно ему. Правда, считается чрезвычайно мудрым полное отделение государственных законов и государственного строя от религии, так как опасаются, что государственная религия будет поощрять ханжество и лицемерие; но хотя религия и государство и различны по содержанию, однако их корень оказывается тождественным, и для законов высшей санкцией оказывается религия.

Здесь следует прямо сказать, что при католической религии невозможно никакое разумное государственное устройство, потому что правительство и народ должны взаимно иметь эту последнюю гарантию заключающуюся в убеждении, и они могут иметь ее лишь в такой религии, которая не противоречит разумному государственному строю.

Платон в своем «Государстве» возлагает все на управление и воз_>{416}водит убеждение в принцип, а поэтому он придает главное значение воспитанию. Совершенно противоположна этому современная теория, которая все предоставляет индивидуальной воле. Но при этом ничто не гарантирует, что эта воля проникнута и правильным убеждением, при котором может существовать государство.

После этих основных определений нам предстоит рассмотреть ход французской революции и преобразование государства, при котором исходили из понятия права. Прежде всего были формулированы только совершенно абстрактные философские основные положения: убеждение и религия вовсе не принимались в расчет. Сперва во Франции была установлена конституционная монархия: во главе государства должен был стоять король, которому вместе с его министрами принадлежала исполнительная власть; наоборот, законодательное собрание должно было составлять законы. Но в этой конституции тотчас же обнаружилось внутреннее противоречие, потому что вся административная власть была передана законодательной власти: бюджет, война и мир, набор вооруженных сил подлежали ведению законодательного собрания. Все подводилось под понятие закона. Но бюджет по своему понятию вовсе не есть закон, потому что он возобновляется ежегодно, и его должна составлять правительственная власть. Затем в связи с этим находится не-прямое назначение министров, чиновников и т.д. Итак, управление перешло к законодательному собранию, как в Англии к парламенту. Далее эта конституция была проникнута абсолютным недоверием: династия внушала подозрение, так как она утратила прежнюю власть, и священники отказывались присягать. Таким образом правительство и конституция не могли существовать и были низвергнуты. Но управление всегда существует. Итак, возникает вопрос, к кому же оно перешло? В теории оно перешло к народу, а фактически к национальному конвенту и к его комитетам. Теперь господствуют абстрактные принципы: