Константин с трудом проглотил горячий ком, образовавшийся во рту. Глотку словно натерли наждаком, а затем посыпали крупной солью в придачу.

– Откуда у тебя вода, гад? – спросил он.

– Менты снабжают, – с вызовом ответил Рогач. – За вредность. Иногда с такой публикой сидеть приходится…

– Я тебя сейчас убью, – произнес Константин ровным механическим тоном. – Одной тварью на зоне меньше станет. Воры мне только спасибо скажут.

Он приготовился встать.

– Э, э! – спохватился Рогач. – Я пошутил. Пустая бутылка. – В подтверждение своих слов он наклонил ее над полом, куда не пролилось ни капли. – От прежних постояльцев осталась.

Это не остановило Константина. Он поднялся на ноги, и его окаменевшее лицо было маской убийцы.

– Не верю я тебе, Рогач. Сука ты. Сам сказал, что с ментами повязан.

– На понт тебя брал, – донеслось в ответ.

– А знаешь, что за такие мутки тебя на зоне ждет?

– А там никто не узнает, – буркнул Рогач. – Ты никому не скажешь. Уснешь и не проснешься, понял?

Константин понял. Давно. И, честно говоря, уже не верил, что когда-нибудь вдохнет свежий воздух и увидит небо над головой.

Обидно. Обидно и глупо было подыхать в проклятой парилке. Хотя, с другой стороны, умирать обидно и глупо всегда и везде…

После так называемого завтрака, к которому не притронулись ни Рогач, ни Константин, изматывающее соревнование на выносливость продолжилось. Днем Рогача увели на допрос, и Рощин моментально уснул, не успев даже порадоваться удаче. Вечером оба пожевали соленую рыбешку, запивая ее драгоценной водой. Ночь провели, карауля друг друга и временами засыпая с открытыми глазами. Против ожидания, ближе к утру Константин почувствовал некоторое облегчение, словно второе дыхание открылось. Правда, продлился этот прилив бодрости недолго. Костя начал ронять голову на грудь, тут же вскидывая ее, чтобы проверить, что делает Рогач.

– Все равно отключишься, Роща, – пообещал тот свистящим шепотом.

– Ты тоже отключишься, – сказал Константин, сказал машинально, не веря своим словам.

– И что с того? Раз ты не бьешь лежачих, то и спящего не тронешь. А я – запросто. И хана тебе вместе с твоими принципами дурацкими.

Рогач торжествующе засмеялся. Константин ущипнул себя за бедро, на котором уже образовался лиловый синяк.

– Пусть, – тихо произнес он. – Но, кроме принципов, у меня ничего не осталось.

– Может, тогда воду мне завтра отдашь? Из сострадания к ближнему?

Константин машинально сглотнул, ощущая наждачную сухость во рту.

– Нет, – сказал он. – Воду я тебе не отдам. Это тоже принцип.

– И ты за него умереть готов? – недоверчиво спросил Рогач.

– Не готов. Но если понадобится, умру. Лучше уж так, чем на цырлах до конца срока бегать.

Минуты три Рогач сидел молча, обдумывая услышанное, а потом окликнул Константина:

– Эй, Роща! Можешь кемарить спокойно. Я тебя не трону.

– Сам кемарь, – проворчал Константин, с трудом ворочая языком.

– Не доверяешь?

– Не доверяю.

– Мы с тобой, как две крысы в бочке, – заговорил Рогач после продолжительной паузы. – Известная забава. Наловят зэки крыс и бросят в железную бочку. Вот они перегрызут друг дружку, а две самые сильные останутся. И сидят они в бочке и смотрят одна на другую. Глаза в глаза. И каждая знает, что теперь или победа, или смерть. А обратного хода нет.