В душе, поливая ее холодной водой и видя, как мурашки собираются на ее коже и как стягиваются в тугие узелки соски, я готов был придавить ее к кафелю, задрать ее юбку и взять прямо там. Но. нет, сука, нельзя. Все будет по правилам. Я ее отымею и вышвырну в окно окровавленную простынь. Саид Нармузинов соблюдает законы семьи. И эта сучка станет ее членом, станет моей настоящей женой. В этом весь долбаный смысл всего этого фарса. Воронов забрал мою дочь. Баш на баш. Я заберу его дочь и сделаю все, чтоб он потерял ее окончательно и бесповоротно. И иногда это хуже, чем смерть…Умерших можно оплакать, умершим можно принести цветы. А когда ты отвергнут своим ребенком, когда ты даже приблизиться не смеешь — это непроходящая боль, это стыд, это грязное пятно и кровавая рана.

И сейчас, глядя на нее в белом свадебном платье, я опять видел ненавистное и такое притягательное белое. Оно почему-то излучало для меня опасность. Оно могло меня испачкать своим светом. А мне хорошо в моей тьме. И, скорее, я затяну ее в свою яму…

Отрезвил ее хохот, ее проклятый, отвратительный хохот, как будто маленькая сучка насмехается надо мной. Схватил сзади за локоть, сдавил с такой силой, что ощутил тонкие кости.

— Прямо сейчас винтовка моего снайпера смотрит на твоего отца и выбирает, куда пустить пулю ему: в сердце или в голову. Скорей всего, с пулей в сердце он будет намного красивее смотреться в гробу…Или тебе все равно, Лайнчим[1]?

В ужасе посмотрела на меня своими кристально чистыми голубыми глазами… и я вдруг подумал, что именно так и выглядит смерть. Нет, она не черная, не страшная. Она белая, у нее ледяные глаза, ледяная кожа, и она ослепительно красива. Потому что ее ледяные щупальца пробираются хрустальной паутиной к моему сердцу и скребут по нему своими смертоносными щупальцами…Это она порождает во мне мысли о том, что слишком красива, о том, что у нее прекрасные длинные ресницы, о том, что я хочу знать, чем пахнут ее волосы.

— Я… я согласна.

Шепчет едва слышно, а потом ставит свою подпись. И я думаю о том, что сегодня ночью отымею саму смерть, и тогда ни одной мысли о ее ресницах меня не посетит. Потому что она станет просто очередной телкой, которую я вые**ал.

На Авре я женился спустя два года после смерти Фатимы. Мне было положено по статусу. Она была дочерью моего двоюродного дяди, весьма влиятельного нефтяного магната, со стороны матери, а ещё вдовой единственного сына одного из партнеров отца. Вдова — это так чисто формально. Ее мужа убили сразу после брачной церемонии, даже женой стать не успела. Консумация брака не состоялась. Будь иначе, я бы не женился. Не люблю использованное. Особенно использованных женщин. Когда чьи-то руки трогали мое, а чей-то член долбился в их дырки. Это не касалось шлюх…но шлюхи не носили мою фамилию и не делили со мной постель, а также не должны были носить моих детей.

Так что Авра досталась мне девственницей. За все годы нашего брака родила мне дочь…но она умерла в младенчестве, а потом каждый год выкидывала по ребенку. И женского, и мужского пола. На довольно поздних сроках. Я возил ее по разным врачам, мы провели множество генетических тестов. Но на все воля Аллаха. Пока что я не обзавёлся наследником. Последние пару лет я входил в ее спальню довольно редко, да и она больше не беременела.