Провалиться мне на этом месте, если они не приняли меня за неудачника. Ведь до них так и не дошло, что суть моего якобы «везения» в том, чтобы проигрывать по мелочи и выигрывать по-крупному. Обмылок, у меня полно денег. Сорок тысяч наличными в бумажнике. А было бы и все сто, как пить дать — если бы не этот кретин Хейл…» — Он замолк на полуслове, чтобы в очередной раз отхлебнуть из бутылки, но затем, по-видимому, немедленно позабыв о своей обиде на Питера, затянул разухабистую песню.

Обмылок продолжал погонять лошадей, а Питер ехал, сидя в седле в пол оборота, не сводя глаз с извилистого участка дороги, оставшегося позади.

Теперь, когда пыльные городские улицы остались позади, им открывался свободный обзор окрестностей, залитых серебристым светом луны. Издалека город казался просто нагромождением теней и слишком маленьким для того, чтобы удержать в себе все те страсти, что кипели той ночью на его улицах.

Но тут стало заметно, как от большой темноты городка начали отделяться другие, маленькие тени, которые тут же поползли по дороге вслед за ними. Питер знал, что на самом деле представляли собой те ползущие темные точки. Это были охваченные яростью, изрыгающие самые страшные проклятья и неустанно шпорившие лошадей всадники, оседлавшие своих лучших коней и задавшиеся целью во что бы то ни стало догнать и схватить троих беглецов.

Какое же пятно позора ляжет на их город, если по всей округе разнесется весть о том, как трое проходимцев самым наглым образом обвели вокруг пальца его самых лучших и уважаемых граждан, а потом ещё сумели вызволить своего предводителя из рук огромной толпы и благополучно скрыться!

Чувствуя себя глубоко уязвленными, горожане продолжали неистово пришпоривать коней — это было делом чести для их города и его окрестностей. Кроме того, как подсчитать, скольким из них в тот вечер довелось испытать на себе силу увесистого кулака Обмылка или же проиграться в карты, глядя на то, как их денежки перекочевывают в карман горячо ненавидимого Джарвина? Причин для неудовольствия было больше, чем достаточно, и Питер заметил, что расстояние между их повозкой и горожанами быстро сокращается. Мустанги, обремененные упряжью и вынужденные тащить за собой тряскую, подскакивающую на ухабах повозку, никак не смогут соперничать в скорости с преследователями. Видя это, Питер пришпорил Лэрриби, подъезжая ближе к повозке.

— Джарвин, ты меня слышишь?

— Я слышу тебя, Пит, слышу, мой мальчик, — ответил Джарвин, — и ещё я пью за твое здоровье. После того, как ты отобрал у меня мои денежки, честно заработанные тяжким трудом за игрой в карты… я уж думал, что мы с тобой уже больше никогда не помиримся. Но, черт побери, Питер, ты можешь сразить человека наповал, а уже в следующий момент снова его возвысить… и выхватить из рук тысячной толпы! Мальчик мой, чего стоит только твой трюк с дикими лошадьми… здесь ты превзошел даже меня. Это было гениальнее даже самого удачного фокуса изо всех, которые мне когда-либо удавалось проделать за карточным столом, а уж я всю свою жизнь только и делал, что упражнялся с колодой.