— Мы не шпионы! — взорвался Рейневан. — Нас оскорбляют ваши подозрения! И мы вовсе не умоляем о помощи! Совсем наоборот, это мы можем помочь вам! Хотя бы в память о моем брате, о котором здесь много говорят, но лишь одними пустыми словами! Хотите, пожалуйста, я вам докажу, что вы мне ближе, чем вроцлавский епископ. Что вы скажете относительно сведений о готовящемся предательстве? Заговоре? Покушении на жизнь?! В том числе на… вашу.
Амброж прищурился.
— Мою? В том числе? В числе кого же, дозвольте спросить?
— Я знаю. — Рейневан делал вид, будто не замечает отчаянных жестов и мин Шарлея. — Знаю о заговоре, имеющем целью уничтожить руководителей Табора. Умереть должны Богуслав из Швамберка, Ян Гвезда из Вицемилиц…
Штабники Амброжа зашумели. Жрец не опускал с Рейневана глаз.
— И верно, — сказал он наконец. — Любопытные сведения. Действительно, юный пан из Белявы, ты сто́ишь того, чтобы забрать тебя в Градец.
Пока гуситская армия занималась быстрым, шустрым и интенсивным грабежом города Радков, Бразда из Клинштейна, Велек Храстицкий и Олдржих Галада втолковывали Рейневану, в чем суть дела.
— Ян Гвезда из Вицемилиц, гетман Табора, — повествовал Бразда, — распрощался с этим светом в последний день октября. А его последователь, благородный пан Богуслав из Швамберка, отдал Богу душу меньше недели назад.
— Только не говорите, — насупил брови Шарлей, — что оба пали от рук наемных убийц.
— Оба умерли от ран, полученных в бою. Гвезду ранили шипом в лицо под Бладой Возьницей, в преддверии святого Луки, и умер он вскоре. Пан Богуслав был ранен в бою за ракуский город Рец.
— Значит, это не покушения, — состроил насмешливую мину Шарлей, — а чуть ли не естественная смерть для гуситов!
— Не вполне. Потому как, говорю, и тот, и другой умерли спустя некоторое время после ранения. Может, и выкрутились бы. Если б им кто-то яда не подсунул. Странное это, согласитесь, стечение обстоятельств: два крупных таборитских вождя, последователи Жижки, умирают один за другим в течение месяца…
— Для Табора серьезная потеря, — вставил Велек Храстицкий, — а для врагов наших выгода столь велика, что уж и раньше были подозрения. А сейчас, после заявления юного пана Белявы, дело должно проясниться до конца. Полностью проясниться.
— Само собой, — кивнул Шарлей, храня серьезность. — Настолько должно, что при необходимости нашего юного господина Беляву поволокут на пытки. Как известно, ничто так не проясняет подозрения, как раскаленное железо.
— Чего это вы, — усмехнулся Бразда, но как-то малоубедительно. — Никто о таком даже и не думает.
— К тому же, пан Рейнмар, — добавил столь же малоубедительно Олдржих Галада, — брат пана Петра! А пан Петр из Белявы был наш. И вы ведь тоже наши…
— И как таковые, — насмешливо добавил Урбан Горн, — они свободны, верно? Если захотят, могут уйти куда угодно? Хоть бы сейчас? А? Пан Бразда?
— Ну… — заикнулся гетман градецкой конницы. — Того… Нет. Не могут. У меня другой приказ. Потому как, видите ли…
— Опасно тут кругом, — откашлялся Галада. — Мы обязаны вас… хм… строго охранять.