Слегка проведя плоской стороной лезвия по горлу девочки, Терезин промолвил:

– Если я ее убью, ты тоже умрешь.

Сначала Биби не совсем поняла, что Терезин имеет в виду и как он вообще может о таком знать. Она уже подумывала о том, чтобы попытаться вычеркнуть его из созданного ею мира, провести по этому человеку своим ластиком так, как она сделала с Чабом Коем.

Терезин улыбнулся и отрицательно покачал головой.

– Не сработает, прекрасная Биби. Сама хорошенько подумай, и ты поймешь почему…

Биби ощутила, как развитие сюжета ускользает из ее рук. Она почувствовала себя растерянной. У нее началась легкая клаустрофобия. Архитектура этому всецело способствовала. Длинная цилиндрическая форма зала и окна-иллюминаторы создавали иллюзию, что она находится внутри подводной лодки. Туман, словно сумрачный океан, достигал окаймленных бронзой стекол. Учитывая грандиозность зала и манию величия, заметную во всем, эта субмарина вполне могла быть «Наутилусом» Жюля Верна, а Терезин – капитаном Немо с заскоками Ахава[112].

Он сказал: «Если я ее убью, ты тоже умрешь».

Смысл его слов внезапно дошел до ее сознания. Девушку качнуло, когда о ее тело ударилась парапсихологическая сейсмическая волна. Ему известна правда о поисках Биби: она хочет спасти себя, избавившись от рака. Для этого Биби надо встретиться с Эшли Белл. Зачем? Она еще точно не знала. Если Терезин был всего лишь придуманным ею персонажем, служащим определенным целям развития сюжета, он не может знать о ней ничего такого, за исключением тех эпизодов, в которых принимал непосредственное участие. Терезин не должен был бы знать, что, убив девочку, он тем самым погубит саму Биби.

– Рак пожирает твой мозг, – продолжал Терезин. – С каждым днем, если не с каждым часом твоя созидательная сила писательницы уменьшается. Вскоре ты не сможешь придумать даже рассказ, не говоря уж о длинном приключенческом романе. Если я убью девочку, твое выматывающее путешествие окажется напрасным. Тебе придется начать все заново с новыми персонажами, с новыми приключениями, ты будешь вынуждена придумывать еще одну историю ради собственного спасения. Но времени у тебя на это уже нет.

Возможно, рак уже дал довольно сильные метастазы. Думать становилось все труднее. Биби понимала: услышанное ею – лишь часть правды, но у девушки не хватало сил постигнуть то, о чем умолчал Терезин. Ее решимость пошатнулась. Ею завладело дурное предчувствие.

Сидящая в кресле красивая девочка хранила запечатленное на фотографии выражение невозмутимости, дающейся ей с большим трудом, маски, надетой для того, чтобы похититель не имел удовольствия лицезреть обуреваемые ею чувства.

– Скажи, – промолвил Терезин, – когда ты пишешь, вынуждена ли была придумывать персонаж, кажущийся тебе не менее реальным, нежели человек, которого ты встречала в реальном мире?

– Бывало, но к тебе это не относится.

– А не случалось ли так, что персонаж обретал свободу воли и начинал совершать действия, которые первоначально по твоему плану не предусматривались, но в то же время целиком отвечали характеру этого персонажа?