Лишь здесь, в далеком прошлом, в затерянной среди песков речной долине, Семен с пронзительной ясностью осознал, сколь долгий путь прошло человечество и сколь стремительным был шаг прогресса в последние столетия. Он отличался от роме, ибо мог охватить Вселенную в неизмеримо более крупных масштабах; вся планета Земля с ее океанами и континентами, вся ее история за миллионы лет, Галактика, звезды, туманности, квазары, не исключая мельчайших частиц вещества, – все это было доступно его внутреннему взгляду, все формировало с детских лет его мировоззрение. Он не знал ни кибернетики, ни атомной физики, ни уравнений движения в небесных сферах, но компьютер, атом и ракета являлись для него понятиями привычными и повседневными, точно такими же, как горы, реки и страны американских материков или научные станции в Антарктиде. Он не смог бы назвать точные даты всех крестовых походов или Пунических войн, но, как человек образованный, владел более ценным качеством – исторической ретроспективой. Его мышление не было стиснуто узкими рамками сиюминутной реальности и религиозных догм, и потому, устроившись в безопасной нише самой цивилизованной державы прошлого, он получал гигантское преимущество в сравнении с новыми соплеменниками. Конечно, стратегическое; но разве верный стратегический подход – не главное в борьбе за выживание?

Очнувшись от дум, он обнаружил, что стоит перед жилищем Сенмута и что привратник, тощий шельмец Анупу, почтительно кланяется ему и приседает, прикрыв ладонью рот, чтоб не дышать на господина пивом. Это было разумной предосторожностью – дух от Анупу шел такой, что с трех шагов свалил бы сфинкса с пьедестала.

Скривившись, Семен поспешно ринулся во двор, довольно просторный, с садиком и небольшим водоемом, окруженный с трех сторон жилыми и хозяйственными постройками; дальний его конец выходил к реке, позволяя любоваться сверкающей голубоватой гладью. Солнце уже низко висело над водами, прохладный северный ветер стих, но один из последних порывов, словно желая изгнать пивные запахи, вдруг наполнил дворик соблазнительным ароматом лепешек и печеной рыбы. Ноздри Пуэмры дрогнули, и Семен подтолкнул его в спину:

– Шагай, ученик! Гость в дом – хозяину радость!

Но Сенмут, поджидавший их у столика под старым развесистым каштаном, заметной радости не проявил, а лишь кивнул Пуэмре на циновку и приказал служанкам, чтобы несли сосуды для омовений. Это настораживало; Семен, уже изучивший привычки брата, не сомневался, что есть причина для подобной сдержанности. Сенмут был холост, общителен, разговорчив и не отказывал себе в тех удовольствиях, какие дозволены благоразумием: любил приятную компанию, гостей, застолье с песнями арфисток, да и самих арфисток тоже. К Пуэмре он относился с особым радушием – кажется, его сестра Аснат пленила сердце Сенмута.

Однако...

– Был ли твой день благополучен, брат? Семен кивнул, отметив напряжение в голосе Сенмута. Похоже, спросить ему хотелось о другом, да только мешал Пуэмра.

– Вполне. Я сделал нечто полезное. Нечто такое, чем защищают свою честь и жизнь.