— Хочешь долю с продажи?

— Не для себя, для артели. Лис, мы без обмана. Крепость тебе выстроим — залюбуешься! Все, что еще скажешь, сделаем, но ты пойми: людям надежда нужна, верить надо, что из кабалы вырвемся!

— Водяные колеса поставишь?

— Не сомневайся!

— Лес нужен будет выдержанный, из сырого доски дрянные получатся.

— Лес заготовим, под навесами выдержим, все, как надо будет.

— Быстро не получится. — Продолжил охлаждать пыл Сучка Мишка. — Пока заготовите лес, пока он под навесом вылежится, пока пилы откуете, лесопилку поставите… Может, что-то с первого раза не выйдет, переделывать придется. А там — зима, водяное колесо встанет.

— Ну и ладно! Мы же крепость не завтра закончим. До весны лес под навесом дойдет, весной пилить и начнем.

— А продавать где? В Ратном покупателей на доски много не найдется.

— Э! Был бы товар, а покупателя найдем. Слушай, Лис, а до больших городов здесь далеко? Я, когда сюда плыли, как-то не приглядывался, настроение не то было. Меня выпусти сейчас, так я и дороги домой не найду, больно уж далеко нас Никифор завез.

— А где дом-то твой, старшина?

— В Новгороде Северском… — Сучок запнулся и тяжело вздохнул. — Нету дома. И у меня нету, и у артельщиков — все за долги продали. И нас, тоже, продали…

— Как же вы так? Это ж, какой долг должен быть, чтобы вся артель в кабалу попала?

— А! — Сучок безнадежно махнул рукой. Чего уж теперь? Человека мы убили, не простого человека, а княжьего. И не просто княжьего, а ближника.

«Да! Это вы попали, ребята. По Русской Правде Ярослава Мудрого, за убийство княжьего человека, штрафы назначаются немилосердные. Где-то я читал, кажется у профессора Рыбакова, что доходило до нескольких килограммов серебра, даже до десятков килограммов. И особенно не разбирались — если не находили убийцу, штраф брали с того, на чьей земле обнаруживался труп».

— Ты только не подумай, что мы жертвоприношение перед строительством устроили! — Неправильно понял мишкино молчание Сучок. — Случайно все вышло. У боярина Козлича — ближника князя Олега Святославича — кто-то из родни помер. Он по такому делу церковь-обыденку заказал. Ну, такую, что за один день строится. Мы взялись, а он, нет, чтобы подождать до вечера, все крутился под ногами, во все нос совал, так извел, что хоть работу бросай. Терпели-терпели, а потом взяли, да и подпортили немного подмостья, думали, что свалится, ушибется, да и отстанет от нас.

Сучок замолк и принялся одергивать и оправлять на себе рубаху.

— А Козлич не просто ушибся, — подсказал Мишка — а насмерть.

— Угу. Шею свернул.

— И какая же вира вышла?

— За боярина — пятьдесят гривен, за то, что церковь в срок не достроили — еще пять, за то, что убийство в Божьем храме, хоть и недостроенном, учинили — еще десять. Двенадцать гривен мы сообща собрали. У баб своих серьги, колты, ожерелья… даже кольца обручальные позабирали. Дома и все хозяйство, по приговору, за бесценок ушло — меньше четверти долга. Остальное никифоров приказчик уплатил. Сам в долги залез, но больно уж выгодно ему показалось — мы же лучшей артелью были. Не только в Новгороде Северском, нас и в Чернигов звали, и в другие места.