– Эй! – крикнул ему вслед Мак-Налти. – Еще кое-что… – Слова Мак-Налти едва не потонули в общем гуле. Сердце Джейсона похолодело.

Если тебя хоть раз заметили, подумал Джейсон, дело никогда не закроют полностью. Поэтому самое главное – не попасться в первый раз. Но я уже попался.

– Что еще? – произнес Джейсон с отчаянием. Они просто играют со мной, подумал он. Пытаются окончательно сломать. Он чувствовал, как дрожат от страха его сердце, легкие, все жизненно важные органы Даже у него, у шестого.

Мак-Налти протянул руку.

– Ваши удостоверения. Я хочу, чтобы с ними поработали специалисты. Если все в порядке, получите их послезавтра.

– А вдруг меня остановят… – попытался возразить Джейсон.

– Вам дадут временный пропуск, – остановил его Мак-Налти. Повернувшись к толстому офицеру в форме, он распорядился:

– Сделайте четырехмерное фото и выдайте ему временный пропуск.

– Хорошо, инспектор, – произнес толстяк и протянул распухшую руку к фотокамере.

Спустя десять минут Джейсон снова оказался на уже опустевшем ночном тротуаре. На этот раз в кармане у него лежал настоящий временный пропуск. Даже Кэти не смогла бы сделать лучше. Разве что… действовал этот пропуск всего неделю. И все же…

В течение недели он мог ни о чем не беспокоиться. А потом…

Он сделал невозможное: обменял полный бумажник фальшивых удостоверений на один настоящий временный пропуск. Джейсон вытащил пропуск и принялся разглядывать его при свете уличного фонаря. Срок действия был проставлен голографически. Можно было вставить еще одну цифру. В пропуске стояла цифра семь. А значит, Кэти могла изменить ее на семьдесят пять или девяносто семь, что будет легче.

До Джейсона неожиданно дошло, что как только в полицейской лаборатории установят, что его удостоверения поддельные, номер его пропуска, его имя и фотография будут переданы на все контрольно-пропускные пункты планеты.

Но пока это не произошло, он мог быть спокоен.

Умрите в черной темноте, огни!

Не надо света. Воспаленный взор

Буравит тьму. Но даже ночь

Не так черна, как мой позор.

Рано вечером, когда толпа еще не успела расцветить цементные тротуары Лос-Анджелеса, генерал полиции Феликс Бакмэн посадил служебную вертушку на крышу здания полицейской академии. Какое-то время генерал рассеянно разглядывал первую страницу единственной вечерней газеты, потом аккуратно сложил газету, бросил ее на заднее сиденье и вышел из машины.

Вокруг все как вымерло. Одни уже сменились, другие еще не приступили к работе.

Генерал любил этот период. В такие минуты ему казалось, что огромное здание принадлежит только ему. «И оставляет мир полночный темноте и мне», вспомнил он строчки из элегии Томаса Грея. Его самого любимого автора. С детства.

Служебным ключом генерал открыл шахту лифта и спустился на четырнадцатый этаж, где он проработал почти всю жизнь.

Ряды пустых столов. Никого. Разве что за последним столиком трудится над рапортом офицер в форме. И еще одна женщина, тоже в форме, пьет кофе из большого бумажного стакана рядом с разливающим кофе автоматом.

– Добрый вечер, – произнес генерал. Он не знал ее, но это было не важно. Главное, что здесь все знали его.