— Господи, что это со мной! Прости меня, господи! — открещивалась Калерия Ивановна от кощунственных мыслей и видела себя распростертую на затоптанном полу перед Митрохиным, видела его заскорузлые солдатские ботинки и обтерханные обмотки на худых ногах. Вздрагивала от этих воспоминаний, покрывалась потом от тогдашнего страха: — Что пережито, праведный боже, а спрашивается, ради чего? — И снова крестилась и твердила себе, что сделала все, что могла, ради сына и совесть ее материнская чиста, и не в чем ей себя упрекнуть, и ужасалась:

— Он же меня и обвиняет теперь!

Научилась Калерия Ивановна читать в пьяных глазах, в тяжелом ненавидящем взгляде обвиняющие ее слова, которых Виктор не смел произнести вслух.

— А трезвый Витя золотой. Ласковый, послушный. Сделает все, что ни попроси. Пол в коридоре моет, помойку по утрам выносит, когда наша очередь, и все скоренько, ловко, только напевает. Мурлычет, как, бывало, отец-покойник, — нахваливала она сына бывшей своей невестке, встретив ее во дворе, хвалила и не скрывала цели: — Замуж, Ниночка, не собираешься? Плохо ведь одной-то, да и сын у вас.

Нина смущенно улыбалась, спешила отойти, а бывшая свекровь договаривала вдогонку:

— Николай Демьянович тоже смолоду выпивал, к старости поутих, а Витя весь в него.

Но, сравнивая отца и сына, Калерия Ивановна должна была себе признаться, что из Виктора получился бы лучший семьянин, если бы у него была семья: «Хоть и не по своей воле живет он врозь с Андрюшкой, а как им дорожит!»

Иной раз она даже выговаривала, стараясь задеть за живое:

— Почему же Нина к тебе и ко мне, бывшей своей свекрови, такого внимания не проявляет?

— А что, по-твоему, она должна проявлять? — пожал Виктор плечами. — Чем ты не довольна? Андрюшу она к нам отпускает.

— Экое одолжение! Еще бы не отпускать. То мальчишка болтался бы по двору, а то сидит у нас на глазах, ты с ним занимаешься — и уроки с ним, и гуляешь с ним. Все ты! Репетитор бесплатный. Воспитательница.

— Мама, о чем ты? Подумай, я Андрюше отец.

— Разве же я возражаю, — соглашалась Калерия Ивановна и умолкала, боясь вывести сына из терпения, потому что не раз происходил подобный разговор.

Понимала она отлично, что Андрюша для Виктора — а значит, и для нее самой — великое благо. Если пообещает Виктор пойти с Андрюшей в воскресенье в кино или в зоопарк, — в субботу не позволит себе выпить ни капли. Почти все воскресные дни отец и сын проводили по-семейному вместе. Нина вечером обзвонится, телефон оборвет, зазывая Андрюшку домой, а то и Антипиха самолично прибежит, злая, носастая, и поведет своим большим носом, будто у Курносовых плохо пахнет. Терпеть не могла Калерия Ивановна эту ее презрительную мину.

А Виктор и Андрей никого не видят и не слышат, мастерят что-то, пилят, паяют… И как когда-то Калерия Ивановна собирала в субботу чемоданчик для мужа и сына, так собирала и теперь: шли ребята в баню. И тоже в Сандуновские. Андрюша приносил свое бельецо в газетке, а баба Каля, укладывая, просматривала ревниво, чисто ли выстирано, есть ли пуговицы, а нет, так пришивала.