Она даже не осознавала, что бежит, пока почти не добралась до него – меч поднят, зубы оскалены, глаза прищурены.
Змей зашипел в знак предупреждения.
В ушах забил пульс.
И, повернувшись к ней, Юлий Скаева поднял руку.
Вспышка света. Укол боли. Ослепительное сияние, подобное удару в лицо, от которого она упала на спину и взвыла, как ошпаренная кошка. В его пальцах была зажата золотая цепочка, на которой висели три блистательных солнца – платиновое, розовое и золотое. Троица Аа, украшавшая шпиль каждой часовни и окна каждой церкви от Годсгрейва до Ашкаха. Но эта Троица была благословлена слугой истинной веры.
Эклипс заскулила, змей у ног Скаевы извивался и корчился от боли. Мия лежала на спине, царапая ногтями резной пол. Скаева поднял символ на пару сантиметров, тем самым будто увеличивая расстояние между ними на тысячу миль. Свет ранил, как белый огонь и ржавые ножи, пронзая прохладную черноту за ее веками. Желудок Мии скрутило, глаза горели, рот наполнился желчью. Этот ослепительный, обжигающий свет превращал ее в бессильный агонизирующий клубок.
– Р-рад видеть тебя, дочь, – сказал Скаева.
«Как?»
Невзирая на боль, Мия все еще чувствовала ее – ту же тоску, что охватывала девушку в присутствии других ей подобных. Скаева, несомненно, был даркином. Но эта Троица, Черная Мать, эти три сферы раскаленного пламени…
– К-как? – выдавила она.
– Как я… т-терплю это?
Голос Скаевы дрожал, и сквозь слезы Мия увидела, что его глаза тоже слезятся. Тем не менее император Итрейской республики продолжал держать эти ужасные солнца. Его рука тряслась. Его спутник скручивался узлами от мук. От пальцев мужчины поднимались слабые струйки дыма.
Однако он все равно держал медальон.
– Точно так же, как я п-получил трон. – Скаева покрутил Троицу так и этак и зашипел сквозь стиснутые зубы, вены на его шее взбухли. – Это вопрос силы воли, дочь м-моя. Дабы заполучить истинное могущество, тебе не нужны солдаты… ни сенаторы, ни святые служители. Все, что требуется, это воля пойти на то, на что другие не осмелятся.
По ее горлу поднималась тошнота, боль от огня Всевидящего почти лишала зрения. Но все же Мие удалось ответить, и ее голос сочился ненавистью:
– Я н-не… твоя г-гребаная дочь.
Скаева наклонил голову и посмотрел на нее с выражением, похожим на жалость.
– О, Мия…
Он присел перед ней, поднося Троицу еще ближе. Мия отползла назал на заднице и локтях, словно покалеченный краб. Вжавшись спиной в стену, с отчаянием втянула воздух. Слезы неконтролируемо лились по исцарапанным щекам, рука невольно взметнулась в воздух, чтобы закрыться от пожара этих трех благословленных сфер. Сухожилия Скаевы напряглись, на дрожащем кулаке блестели бусинки пота, капая на полированный пол из могильной кости.
Но он все равно держал медальон.
– Я м-могу это убрать? – спросил император. – Думаешь… мы сможем поговорить как цивилизованные люди? Хотя бы… п-пару минут?
Пламя в ее черепе. Ненависть, подобная кислоте, в ее венах. Но медленно, изнывая от тошноты и боли, Мия кивнула.
Скаева тут же встал и спрятал Троицу под тогу. От облегчения, пришедшего в то же мгновение, у нее закружилась голова. С губ сорвался тихий всхлип. Пока Мия переводила дыхание, Скаева направился в другую часть комнаты, шаркая кожаными сандалиями по огромной карте на полу. Затем дрожащими руками налил себе стаканчик воды из хрустального графина.